Деревенская свекровь переехала к нам — и чуть не лишила нас семейного покоя
Однажды моя знакомая, женщина с острым умом и твёрдым характером по имени Алевтина, рассказала мне историю, которая могла бы произойти с любой замужней женщиной. Особенно с той, кому довелось столкнуться с настойчивым желанием родственников… не просто навестить, а поселиться навсегда.
Аля с мужем Геннадием годами выстраивали свою жизнь по кирпичику. Жили они в Екатеринбурге, снимали небольшую квартиру, отказывали себе во всём и копили — не на машину, не на курорт, а на главное: собственное жильё. Каждая копейка уходила в ипотеку. Срок — двадцать лет. Но они совершили невозможное — выплатили за пять. Без выходных, праздников и лишних трат.
И вот — заветные документы в руках у Али. Свидетельство о собственности, квитанция о последнем платеже, и странное чувство: будто огромный камень с плеч, но тут же на шее повис новый. Они с Геной мечтали впервые за долгие годы просто уехать. Хоть куда. В лес, на озеро — неважно. Главное — подальше от быта, забот и, как выяснилось, родни.
Свекровь Алевтины, Галина Никитична, жила в деревне под Камышловом. Женщина в годах, но боевая, с тягой к театральным сценам. Во время ипотеки помогала — не щедро, но как могла: передавала банку солёных огурцов, перевела пару раз по пять тысяч на счёт Гены, подарила старую микроволновку. Для Али, оставшейся без родителей, свекровь была как суровая, но единственная родня. Она её уважала, благодарила, звонила по праздникам.
Но всё перевернулось, когда Галина Никитична приехала «погостить» в новую квартиру. Сначала на три дня. Потом — на неделю. Потом — без объявления сроков.
Каждое утро начиналось с одной и той же пластинки:
— Ох, детки, как же тяжело одной в деревне. И вода из колонки, и соседи все как чужие, а печка то и дело гаснет. А тут — тепло, светло, родные стены…
Аля сначала слушала с участием. Потом — сжав зубы. А потом у неё похолодело внутри:
«Неужели она собирается здесь остаться?»
Догадки подтвердились. Свекровь то оставляла в шкафу шаль, то «случайно» привозила тапочки, то начинала прикидывать, где бы повесить вышитые рушники.
— Можно я тут уголок займу?
— А если этот столик мне освободите, я бы гостей чайком угощала…
Аля мягко намекала, что им нужно личное пространство, что молодой семье положено жить отдельно. Гена её поддерживал. Он тоже не хотел снова чувствовать себя как в общаге. Но Галина Никитична будто глохла. Либо делала вид. А вскоре перешла в наступление:
— Раз вы на ноги встали, помогите старухе. Продадим мою избу, купим мне комнату поближе. Я же мать родная! Вы же клятву давали!
Никто не клялся. Но совесть скребла. В итоге — продали её дом. Взяли ещё одну ипотеку — на крохотную «хрущёвку» на окраине. Оформили на себя. По доброй воле.
Теперь Аля с горькой усмешкой говорит:
— Поддержать близкого — святое. Но если эта поддержка превращается в вечный ремонт, звонки в три ночи и требования внуков (которых ещё нет), пора включать голову.
Они снова в долгах. Об отпуске пришлось забыть. Свекровь звонит ежедневно: то труба течёт, то соседи шумят. Их тихое счастье в собственной квартире снова дало трещину.
А вы как поступили бы? Пустили бы пожилую родственницу на порог, зная, чем это обернётся? Или оставили бы дверь закрытой — и тишину в доме?
