В Нижнем Новгороде осень укрыла землю золотым ковром, но в моей душе поселился ледяной ветер. Меня зовут Ольга, и я на краю пропасти из-за свекрови. Это не просто раздражение — это война, тихая и изматывающая, которую я вынуждена вести в стенах собственного дома. Не из-за того, что она смотрит на меня и моих детей свысока. Нет, я справляюсь без её помощи. Но свекровь, Валентина Петровна, — это воплощение холодного расчёта, ищущая выгоду в каждом слове, в каждом взгляде. Я бы с радостью вырвала её из нашей жизни, но как? Она — часть семьи, и это мой крест, который я несу через года.
Вот, например, едут они с мужем к нам на старой «Ладе». Я прошу заскочить в магазин за самым необходимым — молоком для детей или таблетками от температуры. Казалось бы, пустяк! Но у Валентины Петровны всегда готов ответ: «Пробки!», «Ноги болят!», «Дождь идёт!» Я не понимаю: если тебе так тяжело, зачем тогда едешь? Чтобы сидеть у нас, попивая чай с лимоном? Но стоит нам приехать к ним, как свекровь тут же загружает нас поручениями. Съездить на другой конец города за каким-нибудь пустяком — её любимыми конфетами или мешком лука. «Вам же по пути!» — говорит она, будто мы её личные курьеры. А то, что наш младший, Ваня, плачет в машине от усталости, её не трогает. Главное — её капризы исполнены. В этом, видимо, наша святая обязанность.
Бывает, Валентина Петровна приходит к нам и начинает осмотр, как ревизор после нашествия. Рыщет по шкафам, ковыряется в вещах, будто я — беспомощная неряха. «Ольга, это что за безобразие?» — шипит она, сводя брови. Ждёт, что я брошу всё и начну убираться под её строгим взором. Я молчу, стискиваю зубы, но она, громко вздыхая, хватает тряпку и принимается «наводить порядок». Разливает воду, раскидывает порошок, оставляет разводы на стёклах и грязные следы на полу. Уходит, а мне приходится переделывать всё заново. Попробуй останови — получишь сцену с криками, обвинениями и крокодильими слезами. Я устала от этой войны без правил.
Праздники — отдельный ад. Гости сидят за столом, смеются, а гора грязной посуды растёт в раковине. Я мою её потом, когда все уйдут, потому что хочу быть с семьёй, а не стоять у мойки. Но свекровь не выдерживает. Она бросается к раковине с криком: «Позорище! Хозяйка дома — а посуда грязная!» Льёт моющее средство, оставляя жирные пятна на тарелках. Брызги летят на пол, стены, даже на занавески. После её «помощи» кухня превращается в хаос, и я до утра оттираю каждую поверхность, проклиная судьбу. А она уходит, гордо подняв голову, будто совершила подвиг.
Но хуже всего — её игры. Валентина Петровна обожает давить на жалость. При людях начинает стонать: «Ой, как тяжело, пенсии не хватает даже на хлеб!» Я рассказываю про нашу поездку на море, а она тут же: «Вот бы мне хоть на лекарства скопить!» Хотя я знаю — у них с мужем две пенсии, дача, машина. Мы никогда не просили у них ни копейки, но она считает наши деньги, словно свои. Куплю я новое пальто или получу подарок от родителей — она закатывает глаза: «Откуда у вас такие деньги? Наверное, воровали?» Как будто я обязана ей отчитываться за каждую потраченную тысячу.
Мой муж, Дмитрий, не видит проблемы. Для него её поведение — норма, он с детства привык к её диктату. А я задыхаюсь. Запретить ей приходить? Хлопнуть дверью? Это вызовет бурю, и я снова окажусь крайней. Но жить так больше нельзя. Каждый её визит — как удар ножом. Что мне делать с этой женщиной, которая превращает мою жизнь в ад?
*Текст: 3000 символов*.
