В восемнадцать лет она осталась одна с двумя малышами. А потом объявился «отец»…

Мои родители поженились слишком рано — им едва исполнилось шестнадцать. Беременность, страх перед пересудами, давление родни — всё это привело к поспешной свадьбе. Но семьи не получилось. Он ушёл почти сразу после нашего с братом рождения. Исчез. Без алиментов, без весточек, без звонков. Словно сквозь землю провалился.

И вот, спустя пятнадцать лет, он внезапно появился на пороге. Неряшливый, но с видом полного благополучия.

— Я осознал, что я отец… — заявил он. — Хочу наладить контакт. И одного из вас заберу к себе.

Вы это серьёзно?

Пятнадцать лет — ни слова, ни поздравления, ни вопроса: «Как вы там?» А теперь — вот он, с озарённым лицом, решил, что вправе делить детей, как старую мебель.

Когда мне было пять, мама снова вышла замуж. Мы с братом стали звать отчима папой. Он заботился, провожал нас в школу, читал сказки перед сном. Он был рядом — в горе и радости, в любую минуту. Мы считали его настоящим отцом. Потому что родной оставался лишь строкой в документах.

Но мама, как ни больно ей было, не запретила нам общаться с биологическим отцом.

— Вот он. Ваш по крови. Решайте сами, — сказала она.

Мы даже слушать не стали. Просто развернулись и ушли.

Но он не успокоился. Пошёл в суд. Подал иск — хотел отсудить брата. Представляете? Человек, не заплативший ни рубля алиментов, ни разу не появившийся в нашей жизни, вдруг возомнил себя «заботливым родителем»?

Суд ему отказал. Мама подала встречный иск. Его лишили родительских прав.

Но он мстил. Писал доносы, жалобы. К нам постоянно наведывались проверяющие. Чиновники только руками разводили: жалобы — пустышки. А когда пришли к нему, увидели грязную халупу, пьяных приятелей, бутылки по углам.

И такого отца он себе воображал?

Годы прошли. Я вышла замуж, родила двоих. А брат… брат пошёл по кривой дорожке. Не буду вдаваться в подробности, но оказался за решёткой. Мы с мамой держались как могли.

И вдруг… повестка в суд.

Отец подал иск — требует, чтобы я его содержала. Теперь он лежачий, допился до белой горячки, с открытой формой чахотки. Живёт в развалюхе. Квартиру давно прокутил.

Он хочет, чтобы я — его дочь, которую он предал, бросил, забыл — забрала его к себе, в дом, где растут мои дети, и ухаживала за ним.

Я?

Слава Богу, мама успела лишить его отцовства. Суд отказал. Но осадок остался. Знаете, что самое горькое? Люди начали меня осуждать. Мол, как бы ни был виноват отец, но он родной… надо помочь, не бросать.

А он нас не бросал?

Я помню, как мама варила макароны на воде, потому что масло было роскошью. Помню, как отчим брал подработки, чтобы купить нам зимние сапоги. А этот — пропойца, вспомнивший о нас, только когда ему стало плохо.

В суде он рыдал.

— Я был дурак… не понимал, как важна семья…

Но разве я в этом виновата?

Семью не построишь слезами и жалобами. Её строят делами, заботой, любовью. Всё это дал мне отчим. Он и есть мой отец. За него я готова горой стоять.

А этому человеку я ничего не должна. И не стану притворяться, что должна.

Мужчины, бросающие своих детей, променявшие семью на бутылку или мимолётную страсть, подумайте: придут ли они к вам, когда вы станете немощными? Или отвернутся, как когда-то отвернулись вы?