В восемнадцать она осталась одна с двумя детьми. А потом объявился «отец»…
Мои родители поженились слишком рано — им едва исполнилось шестнадцать. Беременность, страх перед пересудами, давление родни — всё привело к поспешной свадьбе. Но семьи у них не получилось. Он ушёл почти сразу после нашего с братом рождения. Исчез. Без алиментов, без единого звонка, будто сквозь землю провалился.
И вот, через пятнадцать лет, он вдруг стоит на пороге. Неряшливый, но с видом полного благополучия.
— Я осознал, что я отец… — заявил он. — Хочу наладить связь. И забрать одного из вас к себе.
Вы это серьёзно?
Пятнадцать лет тишины. Ни открытки на День рождения, ни простого «как дела». А теперь — вот он, с озарённым взглядом, решил делить детей, как вещи в квартире.
Когда мне было пять, мама вышла замуж снова. Мы с братом стали звать отчима папой. Он заботился: водил в школу, читал сказки перед сном. Он был рядом — в трудные минуты и в радости. Для нас он и был настоящим отцом. Потому что родной остался лишь строчкой в документах.
Но мама, как ни больно ей было, не запретила нам общаться с биологическим отцом.
— Вот он. Ваш по крови. Решайте сами, — сказала она.
Мы даже слушать его не стали. Развернулись и ушли.
Но он не успокоился. Пошёл в суд. Подал иск — хотел отсудить брата. Представляете? Человек, не заплативший ни рубля алиментов, не появившийся в нашей жизни ни разу, вдруг решил стать «заботливым родителем»?
Суд отказал. Мама подала встречный иск. Его лишили родительских прав.
Но он не остановился. Писал жалобы, клеветал. К нам то и дело наведывались проверяющие. Инспекторы разводили руками: доносы — полная ерунда. А когда пришли с проверкой к нему, увидели грязную комнату, пьяных приятелей, бутылки по полу.
И такой человек хотел забрать ребёнка?
Прошли годы. Я вышла замуж, родила двоих детей. А брат… брат свернул не туда. Не буду вдаваться в подробности, но угодил за решётку. Мы с мамой держались как могли.
И вдруг… повестка в суд.
Отец подал иск — требует, чтобы я его содержала. Теперь он лежачий, допился до белочки, с открытой формой чахотки. Живёт в развалюхе. Квартиру давно пропил.
Он хочет, чтобы я — его дочь, которую он предал, бросил, забыл — забрала его к себе, в дом, где растут мои малыши, и обеспечила уход.
Я?
Слава Богу, мама вовремя лишила его отцовства. Суд отказал. Но осадок остался. Знаете, что хуже всего? Люди стали осуждать меня. Мол, родной отец, как ни крути… надо помочь, нельзя бросать.
А он нас не бросал?
Я помню, как мама кормила нас макаронами без ничего, потому что денег не хватало. Помню, как отчим брался за любую подработку, чтобы купить нам зимние сапоги. А этот — пропойца, вспомнивший о нас, лишь когда сам свалился в нищету.
В суде он рыдал.
— Я был дурак… не понимал, как важна семья…
Но разве я в этом виновата?
Семью не построишь слезами и оправданиями. Её строят делами, заботой, любовью. Всё это дал мне отчим. Он — мой настоящий отец. Ради него я готова на всё. За него — горой.
Но этому человеку я ничего не должна. И не стану притворяться, будто должна.
Когда бросаешь своих детей, когда променял их на водку или мимолётные увлечения — подумай: придут ли они к тебе, когда ты станешь дряхлым? Или отвернутся, как когда-то отвернулся ты?
