В Екатеринбурге свирепствовал пронизывающий до костей ураганный ветер. Я сидела в кухне, сжимая в ладонях остывшую кружку кофе, пытаясь унять дрожание пальцев. Слёзы? Нет, это не в моих правилах. Но внутри всё разрывалось от боли и бессилия. Я вновь и вновь набирала номера дочерей, но их телефоны глухо молчали, словно специально отгораживая меня от них.
Набрала свекровь, голос дрожал:
— Что происходит? Почему мне не дают поговорить с Дашей и Таней? Передайте им трубку!
— Люда, я тут бессильна, — в её голосе звучала обида. — Мне дали понять, что я здесь чужая. Разбирайся с бывшим, а я в этом не участвую.
— Он мне не бывший! — вырвалось у меня.
— А мне не сын! — резко бросила она и разъединилась.
Телефон со стуком упал на стол. Я рванула в больницу к маме. Кормила её бульоном, едва сдерживая дрожь в руках. Потом помчалась в школу, к дочерям. Всё пахло бедой. Это было не просто отчуждение — это напоминало похищение. Мой бывший, Сергей, забрал их, будто вычеркнув меня из их жизни одним росчерком пера.
Сидела на холодной лавочке у школы, когда в кармане завибрировал телефон.
— Алё, Люда! Как ты? Не мог дозвониться, — раздался голос Артёма, таксиста, который давно пытался за мной ухаживать.
— Прости, вчера не получилось встретиться. Мама в больнице, да и другие заботы, — ответила я, хоть мысли о романе с этим назойливым парнем были мне сейчас чужды.
— Где ты? Подъеду! — бодро предложил он.
— Нет времени. Жду девочек из школы.
— Хватит хоть на чай!
Через десять минут его потрёпанная «Лада» притормозила у ворот. Я даже адрес не называла — он и так знал. Артём вышел, держа в руках корзинку с грушами. Точно, ещё чего не хватало!
— Вот, свежие, с дачи, — улыбнулся он. — Пусть девочки полакомятся.
— Спасибо, — выдавила я. — Не знала, что у тебя есть дача.
— Да, небольшой участок. Весной цветёт — красота! Приезжай как-нибудь.
— Вот это да, какие кавалеры развелись! — раздался за спиной насмешливый голос.
Сергей. Щёки вспыхнули от жгучего стыда. На его фоне мы с Артёмом и его корзинкой выглядели жалко.
— Вкусы у тебя, Люда, так себе, — усмехнулся он. — На этого променяла? Дачник, что ли?
— Извините, а вы кто? — попытался вступиться Артём.
— Ого, ещё и голос подаёт! — Сергей рассмеялся. — Груши? Подарок? Да её хоть бриллиантами осыпь — не купишь!
— Заткнись! — сорвалась я. — Извинись и уходи. Я сама заберу детей.
— Люда, если что — звони, — тихо сказал Артём.
— Спасибо, я справлюсь. Позвоню.
Пока мы переругивались, из школы выбежали Даша и Таня. Я обняла их так крепко, будто боялась, что они испарятся.
— Мам, мы домой? — спросила Таня, младшая.
— К бабушке, — ответила я, стараясь говорить ровно. — С папой всё решим, а пока поживём у неё.
— Дочка, там тесно и пахнет лекарствами, — влез Сергей. — Ни игрушек, ни развлечений.
— Зато там я, — резко сказала я. — Это ненадолго.
Девочки смотрели на меня, ожидая ответа, а у меня в горле стоял ком.
— Ну что молчишь? — ехидно протянул Сергей. — Расскажи им, как решила развестись, и что они больше не увидят свою комнату. Слова кончились?
— Мам, я не хочу, — вдруг сказала Даша и отошла к отцу.
— Умница, дочка, — торжествующе бросил Сергей, беря её за руку.
Я осталась с Таней, и слёзы хлынули сами. Понимала, что нельзя плакать при ребёнке, но сердце разрывалось. Даша, моя старшая, выбрала его. Предала.
— Мам, пойдём, замёрзла, — тихо сказала Таня.
— Да, солнышко, пойдём, — прошептала я, смахивая слёзы.
Боль сдавила грудь. Моя старшая дочь отвернулась, и этот нож в сердце не давал дышать. Я до сих пор не могу прийти в себя.
