Папа, я обновлю твою квартиру, а сам поживёшь в доме для пожилых!

Когда мой сын, Евгений, заявил: «Отец, я собираюсь сделать ремонт в твоей квартире — деньги уже выделил. А ты пока поживёшь в пансионате для пожилых», я остолбенел. Мы с женой, Людмилой, всю жизнь положили на нашего единственного сына. Каждую копейку, каждую свободную минуту — всё отдавали ему. Мечтали, что вырастет достойным человеком, станет нашей опорой в старости. Но его слова о переезде в пансионат ударили, как обухом по голове.

Жили мы небогато. Я трудился на фабрике, Люда преподавала в школе. Зарплаты хватало только на самое необходимое, но для Жени ничего не жалели. Помню, как после смены подрабатывал, чинил соседям телевизоры, чтобы купить ему новые ботинки. Людмила носила одно пальто десять лет, лишь бы он мог поехать с классом на экскурсию. Мы хотели, чтобы он выучился, устроился в жизни, чтобы его судьба не была такой же тяжёлой, как наша. И казалось, он это ценил. Женя хорошо учился, окончил университет, устроился в Москве. Мы гордились, хоть виделись редко — у него своя жизнь пошла.

Когда Люда заболела, сын приезжал редко. Торопился, ссылался на работу, обещал помочь «в следующий раз». Я не упрекал — понимал, молодым не до стариков. Но после её смерти остался один в нашей хрущёвке. Квартира старая, но родная: детские фотографии Жени на стенах, потертый диван, где мы втроём смотрели «Иронию судьбы», кухонный стол, за которым Люда проверяла тетради. Менять ничего не хотелось. Но однажды Женя приехал и заявил, что жить тут невозможно. «Пап, тут всё обветшало. Я сделаю ремонт — будет как новострой!» — говорил он. Я даже обрадовался: сын заботится.

А потом добавил: «Пока будут идти работы, тебе лучше пожить в пансионате. Я уже договорился, всё за мой счёт». У меня сердце сжалось. Пансионат? Мне всего 67, я сам хожу в магазин, варю борщ, играю в шахматы с соседом Петровичем. Да, квартира не роскошная, но это мой дом, моя крепость. Попытался возразить, но Женя стоял на своём: «Это ненадолго, пап. Я же для тебя стараюсь». Голос у него был твёрдый, а вот в глазах — пустота. Будто говорил не со мной, а с каким-то посторонним.

Я поверил. Думал, правда хочет помочь. Но чем дольше размышлял, тем больше подозрений росло. Зачем так настаивает на пансионате? Почему не предложил пожить у себя, раз уж затеял ремонт? Стал замечать — соседи перешёптываются, когда я прохожу. Один даже пробормотал: «Опять детей на стариков меняют…» Вспомнил истории, как после «временного» переезда родителей квартиры вдруг переоформляют или сдают. Неужели мой Женя способен на такое?

Позвонил ему, спросил прямо: «Сынок, что ты задумал?» В ответ — крик: «Я тут разоряюсь, а ты мне не доверяешь?» Но чем громже он кричал, тем яснее становилось: что-то нечисто. Отказался наотрез. Сказал — никуда не поеду. Женя хлопнул трубкой, и с тех пор не звонит.

Теперь сижу у окна, разглядываю старые фото и ломаю голову: где мы с Людой ошиблись? Отдали ему всё, что могли. Может, слишком мягко воспитывали? Или город его испортил, превратил в чужого человека? Не знаю. Но одно решил твёрдо: из дома не уйду. Это последнее, что осталось от нашей с Людмилой жизни. Если сыну что-то нужно — пусть приедет, посмотрит мне в глаза и объяснит.

Перед сном шепчу: «Очнись, Женька…» Верится, что где-то там, под слоем цинизма, живёт тот мальчишка, который бежал ко мне с первым выпавшим зубом. Но если не вернётся — что ж… Я свою жизнь прожил честно. А вот ему однажды придётся взглянуть в зеркало — и ответить самому себе.

Оцените статью
Папа, я обновлю твою квартиру, а сам поживёшь в доме для пожилых!
Мать, попавшая в ловушку своих ошибок