Жизнь преподносит порой горькие уроки, и мне довелось испытать это на себе. Мне 56, и за эти годы я повидала немало, но предательство родного человека стало самым тяжёлым ударом. Мы с мужем всю жизнь снимали углы в Екатеринбурге, хотя когда-то у нас была своя скромная однушка. Продали её, чтобы спасти маму мужа — она боролась с раком, и на лекарства уходили последние деньги. Дети давно разъехались: кто в Питер, кто в Сочи, у всех свои заботы. Остались мы вдвоём, уповая лишь на свои силы да на поддержку моей матери, Анны Семёновны.

Когда у неё случился инсульт, я бросила всё, чтобы выходить её. Таскала по клиникам, ночами дежурила у койки, влезала в долги за лекарства. Когда мама немного окрепла, я наняла сиделку — работать-то надо, съёмная конура и счета не ждут. Звали её Светлана. Казалось, ангел во плоти: брала только мамину пенсию, от доплат отказывалась, лепетала про «божью помощь».

Мы с матерью никогда не ругались. Она понимала, что я не могу бросить работу, и даже хвалила Свету — мол, золото, а не девушка. Я успокоилась: мама под присмотром, здоровье поправляется. Казалось, хоть капля стабильности в этом хаосе.

Но когда маме стало хуже, мы с мужем переехали к ней. Дежурили сутками, кормили с ложечки, стелили чистые простыни. Мы верили, что наша любовь продлит её дни. А после похорон грянул гром.

Юрист огорошил меня на второй день после похорон: всё — трёшка в центре, дача под Пермью, вклад в банке — теперь принадлежит Светлане. Эта «скромница» за полгода ухитрилась втереться в доверие так, что мама тайком переписала на неё даже фамильные иконы. Мы остались у разбитого корыта — без гроша, без крыши над головой.

До сих пор не понимаю: как мама, ради которой я готова была землю носить, могла так поступить? Где я проглядела змею под маской агнца? Теперь знаю: старость — время не только болезней, но и чужих когтей, тянущихся к твоему добру. Не доверяйте сиделкам слепо, не пускайте их дальше порога. Иначе однажды, как мы, обнаружите, что родная кровь значит меньше, чем сладкие речи чужой женщины.