**Благородный предатель: как умирает любовь**
Мы познакомились в том возрасте, когда кажется: раз сердце загорелось — значит, навеки. Я училась в художественной школе в Нижнем Новгороде, а он — Серёжа, долговязый паренёк из соседнего двора, вечно с гитарой за спиной и карманами, набитыми стихами, сложенными вчетверо. Он дежурил у моего подъезда, делал вид, что просто мимо проходит, и бренчал на струнах, будто невзначай.
— Аня, послушай… — начинал он, не поднимая глаз. — Это тебе…
Я слушала. Хоть голос у него фальшивил, а стихи были будто из тетрадки семиклассника. Но в нём было что-то — хрупкое, до боли искреннее, что-то, от чего я не могла отмахнуться и сказать «отстань».
После школы нас раскидала жизнь. Я уехала в Москву, он остался в родной Ивановке. Но письма приходили. Иногда просто строчка: «Без тебя даже солнце серое», а иногда — звонок в общагу в три ночи: «Привет, солнечная…» Он приезжал, ночевал в тамбурах электричек, лишь бы провести со мной хотя бы день. А я ждала.
Когда перед зимней сессией я слегла с температурой, он объявился под окнами в четыре утра, с термосом и пакетом таблеток — вычитал, что при простуде помогает малина. Я стояла в растянутой футболке, кутаясь в плед, а он ухмылялся:
— Ну я же говорил: без меня ты — как без рук.
Я плакала. От смеха и от счастья.
Сделал он предложение так же просто, как и всё остальное. На той же лавочке у фонтана, где мы впервые поцеловались.
— Пойдёшь за меня? — спросил.
— Только если поклянёшься не превратиться в скучного дядьку в галстуке.
— Клянусь мамиными котлетами, — торжественно приложил руку к груди, и я рассмеялась.
Мы мечтали перебраться в Питер, но Серёжина мать серьёзно заболела. Решили повременить. А потом… потом как-то само — работа, быт, рутина.
Он устроился продавцом в магазин электроники, я пошла преподавать рисование детям. Первые годы пахли растворимым кофе и подгоревшими тостами. Мы устраивали вечеринки, уплетали роллтон под старый магнитофон и строили планы. Помню, как он получил первую премию и спустил все деньги на ужин в кафе. «Плевать, что дорого, зато романтично», — шепнул, целуя мои пальцы, когда официант принёс торт.
Потом умерла его мать. Нам досталась её трёшка. Мы решили, что пора. Я забеременела. Серёжа мечтал о дочке — рыжей, как я. Но родился мальчик. И не прожил и месяца.
Не знаю, кто из нас сломался сильнее. Мы не орали. Не кидались обвинениями. Просто разошлись в разные стороны, каждый — со своей бедой.
Я уволилась из школы, не могла видеть детей. Серёжа закопался в работу. Его повысили, но вскоре он ушёл, чтобы открыть свой бизнес. Сказал, что чует прибыль. Рискнул — и попал в точку. Мы зажили богато. По-настоящему.
Казалось бы — радуйся. Но с каждым днём между нами вырастала стена. Разговоры свелись к «Что купить?» и «Я задержусь». Я старалась: готовила его любимый борщ, брала билеты в театр, звала его родных. Он отмахивался: «Потом. Сейчас некогда».
Мама твердила: «Без детей семья — не семья. Попробуйте ещё.» Я была готова. Но Серёжа — нет.
— Аня, хватит, — отрезал он однажды за ужином. — Закрыли тему.
Потом появился Кирилл. Партнёр мужа. Мы познакомились на каком-то банкете. Улыбчивый, обходительный. В отличие от Серёжи, он знал, кто такой Кандинский, а не путал его с Шишкиным.
— Слышал, вы любите импрессионистов, — сказал, протягивая приглашение на выставку.
Он звал меня то в кино, то на кофе, то на концерт. Сперва — как бы между делом. Потом — всё откровеннее.
Я решила поговорить с мужем.
— Серёжа, Кирилл опять зовёт меня. Он… вроде как не просто так.
Серёжа спокойно посмотрел:
— Ну так сходи. Тебе же одной тошно.
— Ты это серьёзно?
Он кивнул. Ровно. Без тени эмоций. И добавил:
— Он нормальный мужик. И тебя ценит.
А потом я всё узнала.
Кирилл, наливая мне вино, глядел прямо в глаза:
— Вчера он был в «Метрополе». С Кузнецовой. Говорит, клиентка. Но тебе не сказал?
Я окаменела. Вчера он сказал, что будет на встрече.
— Зачем ты мне это рассказываешь?
— Потому что ты заслуживаешь правды.
Я молчала. Всё внутри сжалось в комок.
— Знаешь, он тебе давно не муж, — тихо сказал Кирилл. — Он тебя отпустил. Ещё тогда.
— Врёшь, — прошептала я. — Он не может…
Но вскоре Серёжа сам всё подтвердил.
— Да, — сказал он. — У меня есть другая. Но я не хочу, чтобы ты мучилась. Так что… если тебе с Кириллом лучше — я не против.
— Ты… — у меня перехватило дыхание. — Ты сам его ко мне подтолкнул?
Он пожал плечами:
— Хотел, чтобы у тебя был выбор.
— Какое благородство… — прошипела я. — Ты выстроил целый спектакль, чтобы уйти «хорошим». Чтобы я не смогла назвать тебя подлецом.
Он смотрел в пол. Завибрировал телефон. Я увидела, как он взглянул на экран, и в его глазах мелькнуло что-то знакомое. То самое выражение. Которое раньше было только для меня.
— Отвечай, — тихо сказала я. — Она же ждёт.
Утром я ушла. Без сцен. Без криков. Без разборок. Как из чужой квартиры.
Он оставил мне всё. Квартиру. Деньги. Даже машину.
Но я знала — не из щедрости. А чтобы уйти красиво.
Я ехала в такси и вдруг вспомнила, как он когда-то, пацаном, говорил: «Аня, я научусь писать стихи, вот увидишь!»
Стихи так и не научился. Зато стал мастером постановок.
Особенно в жанре «благородного предательства».
