Когда мой сынок, Игорь, заявил: «Батя, я сделаю тебе евроремонт в квартире, деньги уже есть. А ты пока посидишь в пансионате для почетных пенсионеров», у меня чуть тапки не слетели. Мы с женой, Галиной, всю жизнь положили на этого мальчишку. Всё, что заработали — последнюю копейку, здоровье, нервы — вбухали в его светлое будущее. Мечтали, что вырастет человеком, в старости поднесёт стакан воды. А он взял и выпалил про дом престарелых, как обухом по голове.

Жили мы не шикуя. Я — слесарем на заводе, Галя — училкой в школе. Денег хватало только на самое необходимое, но для Игорька не жалели ничего. Помню, как зимой брал подработку — чинил соседям телевизоры, чтобы купить ему модные кроссовки. Галя ходила в одном пальто десять лет, зато сын ездил на все экскурсии. Хотели, чтобы выучился, не пахал, как мы. И вроде бы он ценил: школу окончил, институт, в Москву уехал — карьеру строить. Гордились, хоть виделись всё реже — ну, молодежь, дела.

Когда Галка заболела, Игорь приезжал редко. Всё некогда: то проект горит, то совещание. Я не обижался — понимал, жизнь сейчас бешеная. Но после её смерти остался один в этой хрущёвке, где каждый угол напоминал о прошлом: тут его детские каракули на обоях, тут диван, на котором смотрели «Иронию судьбы», тут стол, за которым Галя красной ручкой «колов» ставила. Мне и дышать тут было легче. Но однажды Игорь приехал, осмотрелся и заявил: «Да тут жить нельзя! Стены кривые, сантехника древняя. Я всё сделаю — будет как в журнале!» Обрадовался: сын заботится!

А потом он добавил: «Только тебе, пап, на пару месяцев придётся перебраться в пансионат. Я уже договорился, путёвка за мой счёт». У меня аж в глазах потемнело. Пансионат?! Мне-то всего 65, я ещё огурчики солю и во дворе в домино обыгрываю! Квартира старая, да, но тут мои корни. Попробовал отказаться, но Игорь упёрся: «Это же временно! Я для тебя стараюсь!» Говорил уверенно, но в глазах — холодок.

Сперва поверил. А потом задумался: чего это он так упёрся? Если ремонт — так я могу и тут жить, пыль потерплю. Или ему квартиру подавай? Соседка Нина Ивановна шептала: «Нынче дети родителей в дома престарелых сплавляют, а квартиры сдают». Неужели и мой?

Позвонил ему, прямо спросил: «Сынок, ты чего задумал?» В ответ — скандал: «Я из кожи вон лезу, а ты мне благодарности ноль!» Но чем больше он кричал, тем яснее становилось: дело не в моём комфорте. Отказался наотрез. Игорь хлопнул трубкой — с тех пор молчим.

Теперь сижу, листаю альбом с фотками и думаю: где наломали дров? Мы с Галкой его любили, баловали… Может, зря? Или это город его испортил? Не знаю. Но одно ясно: из дома не уйду. Это всё, что осталось от нашей жизни. Если сыну что-то надо — пусть сначала объяснит, глядя мне в глаза.

Каждый вечер смотрю на его детскую фотку — смеётся, зубы сверкают. Верю, что где-то там внутри он ещё тот самый мальчишка. Но если нет… Что ж, мне перед собой не стыдно. А вот ему?