Мы ждали этой встречи, как манны небесной. Десять долгих лет пролетели, будто один миг. Наш деревенский 11 «Б» наконец собрался в полном составе. Почти. Кто-то пришёл с детьми на руках, кто-то оброс бородой и морщинами, а кто-то — с пустыми руками и полным сердцем воспоминаний. Отсутствовал только Гриша — вечный командировочный, и Надьки — у неё новорождённый, не оторвать.
Дверь резво распахнулась.
Она вошла.
Анфиса.
Весь класс застыл, будто в кадре старой киноленты. У кого-то со звоном упал столовый прибор, кто-то перестал моргать. А у меня… у меня, как в далёком одиннадцатом, вдруг ослабли колени. Та же лучезарная улыбка. Та же лёгкая поступь. Только теперь — золотое кольцо сверкает на безымянном.
— Димка, да ты совсем не изменился! — звонко бросила она, проходя мимо.
Я попытался ответить, но слова застряли в горле. Точь-в-точь как тогда, десять лет назад.
Тогда мы были просто стайкой влюблённых пацанов. Шесть человек. Каждый без исключения сходил с ума по Анфиске — яркой, умной, неприступной. Она со всеми дружила, но никого не подпускала ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Мы ходили за ней, как привязанные.
— Ну прямо как псы за колбасой, ей-богу, — шипела Таня Громова. В её голосе дрожала обида, но мы не обращали внимания.
— Ревнуешь? — огрызались мы. Я не видел, как её пальцы сжимаются в кулаки. Не замечал, что в её глазах — не злость, а безысходность.
А Анфиса… чаще всего задерживалась после уроков с Серёгой Петровым. Тихим, незаметным. Носил её портфель, провожал до дома, помогал с учебой. Он был настолько невыразительным, что мы даже не считали его соперником.
— Ну что она в нём нашла? — бушевал я как-то. — Ни капли характера, ни отваги!
— Зато он с ней каждый вечер в читалке сидит, — усмехнулся Вовка. — А ты?
Девчонки её люто ненавидели. Учителя только руками разводили: сплочённый класс рассыпался, как гнилая картошка. А потом грянул скандал.
Всё произошло в обеденный перерыв. Анфиса влетела в класс сияющая, но едва села — вскочила, будто её ужалили. Вся спина платья была залита вишнёвым киселём. От него несло прокисшей ягодой, а выглядело это отвратительно. Анфиса разрыдалась и убежала.
Начался хаос. Мы обвиняли друг друга: кто? зачем? почему? Я был уверен — это Танька. Девчонки тоже косились друг на друга. В тот день наш класс окончательно развалился. На выпускной мы не поехали. Даже общую фотографию не сделали. Разошлись кто куда с аттестатами и горьким осадком.
А теперь — снова вместе. Анфиса смеётся, будто ничего не было. Именно она разыскала всех через соцсети, собрала, организовала. Мы начали переписываться, ожили. Детские обиды вдруг показались мелочью.
Мы сидели в старом классе и вспоминали: кто как хулиганил, кто за кем бегал, кто с кем дрался за школой. Смеялись до слёз. Потом Анфиса подвела к нам высокого мужчину.
— Узнаёте? — рассмеялась она. — Это мой брат, Алёшка.
Тот самый тощий пацан, который вечно ходил у нас по пятам? Мы уставились на него.
— Ну, признавайся, — подтолкнула его Анфиса.
Алёша заёрзал:
— Это я тогда кисель разлил… Злился. Она меня заставила домашку трижды переделывать…
Мы онемели. Из-за его детской выходки мы пропустили выпускной. Не попрощались. Потеряли десять лет общения.
Позже все рассказывали о семьях, о работе. Я молчал. Мне нечего было сказать. А Анфиса вдруг встала, подошла к Серёге Петрову и обняла его. Тихо, бережно.
— Мы женаты уже пять лет, — сказала она. — А началось всё после школы.
Меня будто ледяной водой окатило. Серёга. Петров. Вот как?
Я подошёл к нему позже.
— Как? — спросил.
Он улыбнулся. Спокойно. Без намёка на злорадство.
— После школы она сломала ногу на лыжах. Полгода в гипсе. Я каждый день приходил. Читал ей. Слушал, когда ей было плохо. Однажды она разрыдалась и сказала, что боится никогда больше не встать.
Я молчал.
— Я пообещал, что если что — буду носить её на руках всю жизнь.
Я глотнул коньяку:
— Ты её заслужил.
Серёга кивнул:
— Я просто любил её. Без условий. Без расчёта. И этого оказалось достаточно.
Когда все начали расходиться, я задержался у выхода. Смотрел, как Анфиса что-то шепчет Серёге на ухо, а он краснеет, как мальчишка. Таня вдруг встала рядом:
— Ну что, герой? Проиграл?
Я взглянул на неё. Впервые за десять лет — по-настоящему. Передо мной была не та угловатая девчонка. Женщина. Глубокая. Сильная. Одинокая.
— Нет, — сказал я. — Просто не был достоин.
Она осушила рюмку, не отводя взгляда:
— Десять лет ждала этих слов.
Я сжал зубы:
— Прости.
— Теперь ты свободен, Дима, — сказала она тихо. — Но знай: я больше не та глупая девчонка, что ждёт у окошка.
Я вдруг понял: она всё ещё любит. И что все школьные годы был слеп.
— Может, прогуляемся? — осторожно предложил я.
Таня улыбнулась уголком губ:
— Только без дурацких обещаний. Просто иди рядом.
Я кивнул. В конце концов, никогда не поздно начать сначала.
