Горький дар свободы
Резкий осенний ветер кружил по улицам маленькой деревни под Екатеринбургом, а я сидел в уютной кухне у бабушки и слушал её рассказ. Три года я пропадал на заработках за границей, скитался по разным странам, и, вернувшись, первым делом махнул к родной старушке. Несколько дней я наслаждался деревенским покоем, но вдруг заметил, что ни разу не встретил соседку — Людмилу Степановну, добрую и работящую женщину, чей дом стоял через дорогу. Её улыбка и неугасимая энергия всегда грели мне душу.
— Ба, а где Людмила Степановна? — спросил я с тревогой. — За неделю ни разу не заходила. Всё в порядке?
Бабка посмотрела на меня с удивлением, затем вздохнула:
— Уже год как в доме для престарелых живёт. Ты ж не в курсе! Садись, расскажу.
И вот что она поведала.
Людмила Степановна всю жизнь была трудягой. Никто не видел её без дела: то в огороде копалась, то яблони обрезала, то корову с пастбища встречала, то пироги пекла — так что полдеревни ею угощалось. Ягоды, овощи, яйца, творог, шерстяные платки из козьего пуха — всё это она возила на базар в райцентр. Каждую копейку бережно складывала в старую жестяную коробку из-под печенья. Не для себя — ей-то много ли надо? — а для сына Дмитрия, невестки Светланы и внука Павлика. Дмитрий с семьёй жил в Екатеринбурге, в двух часах езды. Приезжали часто, но не помочь по хозяйству, а забирать деревенские гостинцы. Порой их машина так трещала под тяжестью, будто вот-вот развалится.
Шли годы, и Людмила Степановна стала сдавать. Спина болела, ноги подкашивались, суставы ломило, давление прыгало. Постепенно она распродала скотину, оставила пару грядок, остальную землю отдала соседям под картошку. Дмитрий стал приезжать реже, а Светлана и вовсе пропала — забирать-то нечего. Когда у Людмилы Степановны резко ухудшилось зрение, она забеспокоилась. Позвонила сыну, умоляла свозить к городским врачам. Дмитрий приехал, забрал мать в город.
Светлана встретила свекровь холодно. Накрыла стол, налила чаю, но во взгляде читалось раздражение. Дмитрий настоял на полном обследовании. Весь день они провели в больнице, потом заехали в аптеку за таблетками. Возвращаться в деревню было поздно, и Людмила Степановна осталась ночевать. Светлана, узнав об этом, не скрывала досады: на кухне она так громко гремела кастрюлями, что в ушах звенело.
Тут в дверь заглянула соседка, тётя Галя. Увидев гостью, обрадовалась:
— Людмила Степановна! Сколько лет вас не видела! Надолго к нам? Завтра уже обратно? Заходите ко мне, чайку попьём, поговорим!
Проводив мать к соседке, Дмитрий вернулся на кухню.
— Света, пока мамы нет, надо поговорить, — начал он тихо.
Но по лицу жены было ясно: разговор ей не по нраву.
— Мама совсем слаба стала, — продолжил Дмитрий. — Врачи диагнозов наставили — целый список. Ноги еле ходят, зрение падает…
— А ты чего хотел? — отрезала Света. — Не молодая уже, чтобы скакать. Возраст.
— Вот и я о том! — подхватил Дмитрий. — У нас трёшка, Пашка с женой в Москве, обратно не вернутся. Места хватит…
— Стоп! — Света швырнула нож на стол. — Ты её сюда тащить собрался? Совсем рехнулся? Трёшка — и что с того?
— А что, в дом престарелых её сдавать? — вспылил Дмитрий. — Между прочим, эта квартира на её ягоды да картошку куплена, которыми она всю жизнь торговала!
— Ты мне ещё попрёки кидать будешь? — закричала Света. — Она помогала не чужим, а своему сыну и внуку!
— Жестокая ты, Света, — вздохнул Дмитрий. — Думал, заберём маму, заживём. Её дом — крепкий, продадим, денег хватит. Машину сменим, в Турцию махнём…
— Да пусть подавится своим домом! — взвизгнула Света. — На неделю в отпуск слетаем, а потом я десять лет за ней убирать буду? Прислугу нашёл?!
— Ты что несёшь, дура! — закричал Дмитрий, но замолчал, увидев в дверях Людмилу Степановну.
В кухне воцарилась мёртвая тишина. Людмила Степановна стояла, будто окаменела, с пустым взглядом.
— Мам, ты давно тут? — пробормотал Дмитрий.
— Только зашла, — тихо улыбнулась она. — Очки забыла, мы с Галей альбом смотрим. Да, Дима, забыла сказать… Через месяц в дом престарелых переезжаю. Поможешь с вещами?
Дмитрий остолбенел. Света засуетилась:
— Конечно, поможем! Я тоже приеду, всё погрузим. Правильно, с ровесниками веселее, чем одной в деревне.
Дом престарелых в райцентре вызвал у Дмитрия двойственные чувства. Персонал был внимательный, директор — душевный, стариков здесь не обижали. Но само здание было старым: линолеум в коридорах протёрт, из окон сквозило, в гостиной — допотопный телевизор и облезлые кресла. Комната Людмилы Степановны была тесной, с продавленной кроватью и шатким столиком. Но она не подала виду, что это её расстраивает.
— Ничего, мам, — сказал Дмитрий, пряча смущение. — В отпуске ремонт тебе тут сделаю, будет как новенько. Не скучай, скоро навестим.
Но вспомнил он об этом только через полгода, когда Света напомнила, что пора продавать мамин дом — лето, самый выгодный сезон. Приехали в дом престарелых. Директор встретил их приветливо, предложил пройти в гостиную:
— Может, Людмила Степановна там с подругами телевизор смотрит. Пойдёмте, провожу.
Матери в гостиной не было, но Дмитрий удивлённо присвистнул. Комната преобразилась: новый диван, кресла, огромный плазменный телевизор, цветы на подоконниках.
— Ничего себе! —— Красота! — восхитился Дмитрий. — Это ж сколько денег вбухали?
