— Семён, посмотри на неё… — голос Марфы дрожал, будто в нём таилась не просто тревога, а вся боль мира. Она прижалась лбом к холодному стеклу, глядя во двор пятиэтажки в одном из спальных районов Перми. — Уже целый день не шелохнётся. Даже усом не дёрнет…
— Может, околела, коли не двигается? — буркнул Семёныч, не отрывая глаз от потрёпанного телевизора, где спортивный комментатор хрипел о голе.
— Да что ты говоришь, Семён! — Марфа бросила на мужа взгляд, полный укора. — Живая. Глаза открыты… Только смотрит в пустоту, будто провалилась куда-то.
— Значит, доживает. Всё равно подохнет — под нашей рябиной.
— Нет, Семён. Это же та самая кошка. Из третьего подъезда. Помнишь, у старушки Надежды Степановны вчера похороны были? А её дети… квартиру прибрали, а кошку — на улицу. Будто тряпку ненужную. Сама видела, как дверь захлопнули, а она сидит на площадке. Ждёт…
Семёныч нахмурился. Надежду Степановну он помнил — раньше здоровались на лавочке, обсуждали урожай на даче. Именно она когда-то уговорила соседей разбить у дома клумбы. А теперь — внуки раз в год наведываются, а кошка осталась никому не нужной.
— Вчера, говоришь… — пробормотал он. — Дети-то что, взять не могли?
— Какие там дети, Семён! Им быстрее квартиру продать надо. Книги, фотографии — всё на помойку. Даже кошку, которая с матерью пятнадцать лет прожила, вышвырнули. Тьфу…
Она молча надела пальто и вышла. Через десять минут вернулась с кошкой на руках — серой, тощей, но живой. Та даже не сопротивлялась, словно давно поняла, что выбора у неё нет.
— Ругай, не ругай, а я не могла иначе! — с порога крикнула Марфа и опустила несчастную на половичок.
Кошка — обычная дворовая Мурка, не первой молодости, с потухшим взглядом, будто из неё всю жизнь вынули. Улеглась у двери, не шелохнувшись.
Семёныч промолчал. Только отвернулся. Но Марфа не сдалась: поставила на кухне миску с тёплым молоком, покрошила колбасы.
Утром миска была пуста.
— Ну вот, умничка, поела… Значит, жить хочешь. Хозяйка подождёт, слышишь?
Но кошка не спешила оттаивать. Неделю лежала у двери, лишь провожая взглядом тех, кто входил и выходил. Ела ночью, спала днём. И — ни звука.
Семёныча это бесило.
— Пристроилась, как мешок с картошкой! — ворчал он. — Под ногами путается. Или мест других нет?
Как-то раз даже задел её сумкой из «Пятёрочки».
— Чтоб тебя, сгинь уже! — рявкнул он, но Мурка лишь посмотрела на него… без злости, но так, будто он был для неё пустым местом. Как и всё вокруг.
После этого она перебралась в комнату. Лежала у печки, будто её там и не было. Без мяуканья, без жалоб. Просто — дышала.
— Да разве это кошка? — не унимался Семёныч. — Тень от старухи.
— Тебе не стыдно, Семён?! — вспыхнула Марфа. — Она хозяйку ждёт. Вместе сколько лет прожили… А ты представь: сидишь в углу, внуки по тебе скачут, дети наследство делят… И хорошо, если хоть кто-то руку на плечо положит.
Семёныч вдруг замолчал. В груди заныло. А ведь правда… Не зря же говорят: покажи, как к зверю относишься, и увидишь, кто ты сам. Перестал ворчать. Даже принёс из магазина пачку «Вискаса». Впервые за жизнь.
А потом случилось чудо.
Марфа вернулась от внучки — сидела с ней, пока дочь на работе. Услышала — муж что-то бормочет. Не по телефону, не себе. Зашла — Семёныч сидел в кресле, а рядом на подлокотнике — Мурка. Теперь уже Маркиза, как он её окрестил. Смотрела ему в глаза.
— Жизнь, она… ломает. Но и склеивает. Главное — до утра дотянуть. Да чтоб кто-то рядом был. Не обязательно человек… Лишь бы не бросил, — говорил он ей, будто на исповеди.
— И что, понимает она тебя? — усмехнулась Марфа, пряча слёзы.
— Ещё как. Правда, Маркиза?
— Мррр, — ответила кошка твёрдо.
Марфа рассмеялась — впервые за месяцы.
— Ладно, мудрец, сбегай за мукой. Оладьи напеку. Хочешь?
Семёныч не ответил. Погладил Маркизу и вышел. А та проводила его взглядом. Тёплым. Почти как у человека.
Через час он вернулся с мукой… и новым кормом.
— Слышала? У гаража в домино рубятся. Пойду гляну. Давно не заходил.
— Ты что, старый? Небось проиграешь последние триста рублей, — засмеялась Марфа.
— Не тебе говорю. Маркизе. Мы с ней пойдём.
Марфа глядела в окно — по двору шли двое. Дедуля и кошка. Он говорил, она слушала. Тихая парочка. Почти родные.
