Первый стыд
Мне только исполнилось четыре. Детский сад в тихом городке под Липецком казался мне милым и безопасным местом. Особенно мне нравилась девочка — Света. Её светлые косички с голубыми бантами казались мне чем-то невероятно прекрасным. Я был в неё влюблён по-настоящему.
Однажды я угостил её конфетой «Мишка на Севере». В ответ она поделилась со мной кусочком шоколадки «Алёнка». Это был наш маленький секрет, и я чувствовал себя счастливым. Но радость омрачалась одним — тихим часом.
Тихий час был для меня сущим наказанием. Каждый раз, засыпая, я видел один и тот же сон: я плыву по спокойной реке, вода прозрачная, вокруг резвятся рыбки, а я скольжу по поверхности, лёгкий и невесомый. Но пробуждение было кошмаром. Я открывал глаза и понимал — опять мокрый.
Скрыть это было нереально. Я пытался прикрыть пятно одеялом, надеясь, что никто не увидит. Но нянечка, вечно недовольная, сразу замечала. Она молча перестилала кровать, а я стоял в стороне, чувствуя, как на меня смотрят все дети. Это повторялось раз за разом. Дома родители утешали: «Ничего, перерастёшь». Водили к врачу, который совал мне в рот шпатель и выписывал какие-то витамины. Потом мы пошли к знакомому отца, весёлому дяде, похоже, психологу. Он играл со мной в шахматы, смешил и обещал, что скоро всё пройдёт. Но ничего не менялось.
И вот опять этот день. Нянечка снова меняла простыню, а я стоял, словно на плацу, готовый провалиться сквозь землю. Все пялились на меня. Но хуже всего был взгляд Светы. Её банты покачивались, когда она поворачивала голову в мою сторону, и мне казалось, что сердце вот-вот разорвётся от стыда.
Мокрые простыни вывешивали на просушку прямо напротив окон группы. Моя висела по центру, как позорное знамя. Я старался убедить себя: «Может, никто и не поймёт, что это моя?» Но рядом болтались ещё несколько, и тут раздался голос Витьки:
— Описался! — тыкал он пальцем в мою сторону и смеялся.
— Не правда! — крикнул я, но голос дрожал.
— Да вон же пятно! Ты что, скажешь, не твоё?
Я замолчал. Что тут скажешь? Дети вокруг захихикали, даже те, у кого на просушке висели такие же простыни. Как объяснить, что это не специально, что я во сне ничего не чувствую? Я горел от стыда, ловил взгляд Светы и мечтал исчезнуть.
В отчаянии я убежал в сквер за садиком. Залез в кусты у старой ограды и лёг на траву, уставившись в небо. Время остановилось. Прошёл час, а может, два. Я просто лежал, не зная, как вернуться назад.
Меня искали всем садом. Не знаю, как, но мама нашла меня первой. Её лицо, полное злости и страха, появилось надо мной:
— Вот он! — бросила она отцу. — Я с ним разговаривать не буду, сам разбирайся!
Мама ушла, а папа присел рядом. Говорил тихо, но в голосе была боль:
— Сын, ну зачем ты так? Мы перепугались.
С ним я всегда мог быть откровенным. Слёзы потекли сами:
— Пап, я описался… опять. Все видели. Смеялись…
— Кто смеялся? Назови, я поговорю, — твёрдо сказал отец.
— Да все…
Он вздохнул, обнял меня и начал утешать:
— Всё нормально, это бывает. У меня тоже такое было. Давай сходим в кино, купим тебе ту машинку, которую ты хотел…
Но мне было не до машинок. Стыд душил, и я выкрикнул:
— Я больше не пойду в сад!
— Сын, мы с мамой на работе, а твоя сестра Лена в школе. Кто с тобой будет?
— Я один останусь! Я уже большой!
— Нет, — мягко, но твёрдо ответил отец. — Потерпи ещё немного. Мы что-нибудь придумаем.
И тогда я придумал сам. Решил не спать в тихий час. Не засну — не будет мокрой постели. Просто надо лежать с закрытыми глазами и думать о чём-то другом — например, о поездке к бабушке в деревню под Липецком.
На следующий день я был готов. Все уснули, воспитательница обошла кровати. Я притворился спящим. Вспоминал, как бабушка печёт блины, как с дедом чиним забор. Чувствовал запах молока с пенкой, слышал, как скрипят половицы…
Но вдруг картинка сменилась. Я снова оказался у реки, прыгнул в воду, а дед кричал: «Давай, плыви!» Вода была прозрачной, рыбки сверкали… И я проснулся. Мокрый.
— Ну как же?! — прошептал я, ненавидя себя.
Опять эти взгляды, шёпот. Я искал Свету, но не решался встретиться с ней глазами. В этот раз я не ждал, пока нянечка перестелет кровать. Выскользнул в подсобку, забился под лестницу и сжался в комок. ЗнаНо дверь скрипнула, и я увидел её — Свету стояла на пороге, протягивая мне свой любимый голубой бант, словно знак того, что мне нечего стыдиться.
