Матрёна из коммуналки, или как кот вернул деда к жизни
— Иван, он же совсем не двигается, — голос Антонины дрожал, будто в нем застряло что-то тяжелее простой тревоги. Она стояла у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу, и смотрела вниз, на заросший двор хрущёвки где-то в старом районе Самары. — Часами лежит. Даже ухом не ведёт…
— Может, кончается, коли не шевелится? — буркнул Иван, не отрывая глаз от старого телевизора, где шёл футбол с захлёбывающимся комментатором.
— Да что ты, Ваня! — Антонина метнула на мужа острый взгляд. — Жив. Глаза открыты. Только пустые… Смотрит в одну точку, будто сквозь этот мир.
— Тогда болен. Время пришло — вот и уходит. Нашёл себе место под нашей рябиной.
— Нет, Иван. Это тот самый кот. Из четвёртого подъезда. У хозяйки вчера похороны были, помнишь? Бабка — лет на пятнадцать старше нас. А её дети… квартиру прибрали, а кота — на улицу. Вышвырнули, как поломанный стул. Сама видела, как дверь хлопнули, а он сидит, не уходит. Ждёт…
Иван нахмурился. Бабку эту он помнил — Вера Степановна, с ней когда-то отец его дружил. Не близко, но по-соседски: кивали друг другу у подъезда. Именно она когда-то собрала женщин и добилась ремонта детской площадки. А теперь — внуки приезжают раз в два года, а кот остался никому не нужен.
— Вчера, говоришь… — пробормотал он. — А дети? Взять не могли?
— Детям, Иван, только метры нужны. Душа, фотографии, книги — всё в контейнер. Даже кота, который с матерью двадцать лет прожил, выкинули, как пустую бутылку. Эх…
Она молча натянула пальто, вышла. Через двадцать минут вернулась с котом на руках — серым, худющим, но живым. Тот не сопротивлялся, будто заранее знал, куда его несут.
— Хоть бей, хоть гони, а я не смогла оставить! — с порога бросила Антонина и опустила бедолагу на половик.
Кот — обычный Васька, немолодой, с потухшим взглядом, словно жизнь из него высосали. Улёгся у двери, не шелохнувшись.
Иван промолчал. Только отвернулся. Но Антонина не сдалась: пошла на кухню, налила в миску тёплого молока, накрошила колбасы.
Утром миска была пуста.
— Ну вот, голубчик, поел! Значит, жить хочешь. Значит, не твой ещё час. Хозяйка, конечно, ждёт… но попозже, слышишь?
Но адаптация шла тяжело. Неделя — а кот всё лежал у порога. Только глазами провожал, когда кто-то проходил мимо. Спал днём, ел ночью. И ни звука.
Ивана это бесило.
— Разлёгся, как барин! — ворчал он. — Не пройти, не проехать. Места нет, что ли?
Однажды даже задел его сумкой.
— Да пропади ты пропадом! — рявкнул Иван, но Васька лишь посмотрел на него… без злости, но так, будто перед ним — пустота.
После этого кот перебрался в комнату. Лежал у печки, будто его и не было. Без жалоб, без мурлыканья. Просто был.
— Да разве это кот? — не унимался Иван. — Тень. Бабка в обличье зверя.
— Не стыдно тебе, Иван?! — вспыхнула Антонина. — Он хозяйку ждёт. Они же столько лет вместе были… А ты представь — сядешь в углу, дети над тобой перешёптываются, внуки тебе на шею садятся, а ты вспоминаешь молодость… И дай Бог, чтобы кто-то просто руку на плечо положил.
Иван вдруг замолчал. В груди заныло. А ведь правда… Не зря говорят: как к зверю, так и к старику. Перестал ворчать. Даже купил в магазине пачку корма. Впервые за шестьдесят лет.
А потом случилось чудо.
Антонина вернулась от внучки — сидела с правнуком. Услышала — муж что-то бормоет. Не по телефону, не себе. Зашла — Иван сидит в кресле, рядом Васька — теперь уже Матроскин, как он его окрестил, — на подлокотнике, смотрит в глаза.
— Жизнь, она… и ломает, и склеивает. Главное — дожить до рассвета. И чтобы кто-то рядом был. Не обязательно человек. Хотя бы — кто-то, кто не предаст, — говорил он коту, будто на исповеди.
— И что, понимает он тебя? — усмехнулась Антонина, смахивая слезу.
— Ещё как. Правда, Матроска?
— Мрр, — отозвалось твёрдо.
Антонина рассмеялась — впервые за многие месяцы.
— Ладно, мудрец, иди за крупой. Блинов напеку. Хочешь?
Иван не ответил. Погладил Матроскина и вышел. А тот — проводил его взглядом. Тёплым. Почти осмысленным.
Через час он вернулся с мукой… и новым кормом.
— Слышала? У гаража в шашки режутся. Пойду и я. Лет десять не брал в руки.
— Ты рехнулся? Я в эту ерунду не играю, — засмеялась Антонина.
— Не тебе говорю. Матроскину. Мы с ним пойдём.
Антонина глядела в окно — по двору шли двое. Старик и кот. Он говорил, тот слушал. Спокойная пара. Почти родня.
