Заслуженное счастье
В тихом провинциальном городке на берегу Волги шли последние приготовления к свадьбе. Светлана, юная хормейстер, только что окончила консерваторию. Её голос, отточенный годами учёбы, сверкал, словно бриллиант, — чистый, мощный, завораживающий. В консерваторию брали лишь избранных, тех, чьё пение заставляло сердца замирать. И Света была среди них — её талант сиял, словно огранённый рукой мастера.
С раннего утра в доме кипела суета. Свадьба — дело не простое: платье, причёска, последние штрихи. Потом выкуп — весёлый обряд, без которого не обходится ни одно торжество в этих краях. Традиция, свято чтимая, — целое представление, полное смеха и острот. Светлана, смеясь, отбивалась от шутливых испытаний жениха, а подруги поддерживали её звонкими возгласами.
После выкупа — роспись в местном Дворце бракосочетания, скромном, но утопающем в цветах. Затем молодёжь отправилась кататься по городу, а потом и за его пределы, к реке, где золотились осенние берёзки. Но перед этим Света настояла заехать домой. Ей нужно было показаться бабушке Марии Фёдоровне во всём свадебном убранстве. Бабушке уже исполнилось девяносто три, и на банкет она, конечно, не поехала бы — годы давали о себе знать.
У Марии Фёдоровны ныли ноги. В юности, почти ребёнком, она отморозила их, трудясь на заводе в военные годы. Время было тяжёлое, детства не знали. Но сердце её оставалось молодым, а любовь к внучке — безмерной. Она любила Свету так, как умеют только бабушки: безгранично, самоотверженно, отдавая всю себя.
Когда внучка приходила к ней, Мария Фёдоровна не могла наглядеться. Любовалась, словно перед ней явилось чудо. Родители не смели при ней даже повысить голос на Свету. Стоило им заворчать, как она тут же осаживала: «Тише! Её любить надо!» И родители, смущённые, умолкали. Бабушка считала, что Свету нужно беречь: жизнь и без того жестока, а чужие редко бывают так снисходительны, как родные.
И вот любимая внучка выходила замуж. Мария Фёдоровна, несмотря на боль в ногах, решила встретить её во дворе. Надела своё самое нарядное платье — тёмно-бордовое, с тонкой вышивкой, надела старинные бусы, хранимые с молодости, и повязала платок в тон. С трудом дошла до скамейки у подъезда, села и стала ждать, волнуясь, будто перед первым свиданием. К ней присоединились две соседки-ровесницы. Одна даже принесла свой стул, чтобы удобнее было сидеть. Втроём они ждали, вспоминая свои давние свадьбы, мечты и потери.
Наконец во двор въехали украшенные лентами машины. Из первой вышли молодые. Светлана в белом платье была похожа на лебедя — лёгкая, сияющая, с тёплым, родным лицом, от которого у бабушки сердце сжалось. Рядом — жених, Дмитрий, в строгом костюме, высокий и крепкий, как молодой клён. За ними высыпала шумная толпа друзей, смеющихся и перешучивающихся.
Мария Фёдоровна, увидев внучку, не удержала слёз. Это были слёзы радости, смешанные с горечью прожитых лет. Ей, старушке, было девяносто три — пора уходить, а она всё ещё здесь, любуется своей Светой, своей гордостью. Внучка подошла к ней, улыбаясь, и вдруг что-то шепнула подругам. Те, переглянувшись, выстроились полукругом перед старушками. И запели.
Их голоса, отточенные в консерватории, лились, подобно мощной реке — чисто, сильно. Это было не просто пение — это было искусство, недоступное простым смертным. Они пели песни военных лет, те самые, что звучали в юности бабушек, когда мир рушился, но сердца всё равно пели о любви и надежде. Светлана стояла в центре, в белоснежном платье, и её голос парил над остальными, как луч солнца.
Люди во дворе застыли. Прохожие останавливались, не понимая, какое чудо происходит в этом обычном, заросшем дворе. Кто эти артисты, поющие так, что душа замирает? А это юность пела для старости. Пела о её детстве, о мечтах, о том, что ушло безвозвратно. Пела о войне, о потерях, о любви, пережившей всё.
Мария Фёдоровна сидела, стараясь держаться. Хотела показать, что гордится внучкой, что не распускается, но слёзы текли сами. Она то плакала, то вытирала лицо платком, то снова не могла сдержаться. А на душе было светло и тепло. Потому что юность пела их песни — те самые, что звучали, когда их отцы уходили на фронт, и не все вернулись. Песни, что согревали сердца, когда мир пылал в огне.
Значит, у молодёжи есть душа. Есть сердце. Без них какая же юность? И пусть молодые не поехали к мемориалам — не беда. Монументы — это камень, холодный и немой. А здесь, на скамейке, сидели три живые судьбы, выкованные в горниле испытаний. Они заслужили эту песню. Заслужили эту любовь. Заслужили этот миг, когда юность склонилась перед ними, отдавая дань их жизни.
