«Я не такого сына хотел!» — прорычал муж, и в тот миг моя жизнь раскололась на «до» и «после».

— Он сказал это в лицо. Будто я виновата, что наш сын «не такой». Что я, сидя в декрете, «испортила» Тимура, — сдавленно шепчет Ирина, сжимая дрожащие пальцы. В её глазах — не только боль, но и ярость.

Ирина и Дмитрий прожили вместе четырнадцать лет. Первые годы были адом: врачи разводили руками, не понимая, почему она не может забеременеть. Она терпела унижения, болезненные процедуры, а он в ответ шипел: «Может, ты просто брак? Женщина должна рожать…» Она молчала. Из-за любви.

Когда тест наконец показал две полоски, сердце Ирины готово было выпрыгнуть из груди. А на УЗИ, услышав: «У вас мальчик», Дмитрий разрыдался. Подхватил её на руки, смеялся, как мальчишка. Мир будто перевернулся: он носил её на руках, готовил борщи, вставал по ночам к кроватке, учил Тимура говорить. В парке гордо катал коляску, будто нёс сокровище.

Тимур был его гордостью. Дмитрий грезил футболом, хоккеем, рыбалкой. Записал сына в секцию, когда тому не исполнилось и года. Завалил мячами, машинками, всем, что положено «настоящему мужику». Но мальчик равнодушно отворачивался, предпочитая книги, пазлы и краски.

В пять лет Дмитрий решил «сделать из него мужчину». Повёл на футбол. Тимур ревел у раздевалки, цеплялся за мать. На поле сидел на скамейке, ковырял траву. Дмитрий орал, грозился наказать. А когда Ирина робко заикалась, что у сына другие интересы, он кричал, что она «размягчила ему душу».

Потом Тимур захотел в музыкальную школу. Услышал скрипку на Арбате — и пропал. Ирина обрадовалась, но Дмитрий взбесился: «Хочешь вырастить нюню? Чтобы сопли под Шопена размазывал?»

Когда Тимуру прописали очки, Дмитрий взорвался: «Ботаник! Очкарик! Я не такого сына хотел!» Тогда он впервые заговорил об ЭКО. «Настоящего сына сделаю. Сильного. Сам воспитаю».

Ирина не верила ушам. Ей за сорок. Она выносила, родила, отдала всё. А теперь её сын — «брак»?

Но хуже было впереди.

Недавно она узнала: у Дмитрия — любовница. Полгода назад у него родился сын. Теперь все шепчут: «Ну, она же второго не хотела, вот он и решил по-своему». Значит, измена — оправдание?

Ирина рыдала трое суток. Собрала документы, нашла адвоката, но заявление не подаёт. Дмитрий ходит по квартире, молчит. Смотрит в пол. А она… Она больше не верит. Лишь думает: как сказать Тимуру, что его хотят заменить на «нормального»?

— Не знаю, смогу ли простить. Но я — мать. Я должна выстоять. Ради Тимура. Ради той себя, что была до всей этой грязи, — тихо говорит она, вытирая слёзы.

Чужая любовь порой больнее одиночества.