— Алло, Катюша! Как дела? — раздался в трубке голос Нины Петровны, нашей соседки, известной своим крутым нравом и безграничной опекой над взрослым сыном.

— Всё хорошо, — улыбнулась я. — На выходные Саша с женой приезжали, с внучкой. Гуляли, стол накрыли. А Люба у меня — просто клад! И полы помыла, и окна протёрла. У меня же ноги болят, самой бы не управиться.

— Тебе просто повезло! — в голосе Нины прозвучало не восхищение, а злость. — А у меня — настоящая беда. Попалась моему Витьке не жена, а гадюка подколодная! Сначала прикидывалась лапочкой, а теперь… кошмар, а не женщина!

— Ты же раньше её хвалила… Что случилось?

— Раньше терпела! А теперь, как Витя работу потерял — конец! Во всём он виноват. Пилить его начала: «Иди хоть куда-нибудь, лишь бы деньги были». Представляешь? Он же инженер, а она ему — в охранники подавай!

— А Витя?

— А что Витя? Ищет! Но нормальных мест сейчас нет. Не будет же он за гроши горбатиться! Я его не для этого в институт тянула! Кровь из себя выжимала, чтоб он потом мешки таскал?

Я промолчала. Потому что знала: сын Нины Петровны, Витя, без дела сидит уже третий год. И, похоже, не особо спешит. Ищет… но только то, что «достойно» его. А пока — дома, в халате. И с мамой, свято верящей, что её сын не для грязной работы.

— Ты только представь, — продолжала Нина, — заставляет его убираться! Посуду мыть! Это же позор! Мужчина с тряпкой… у меня в голове не укладывается! Да и кормит — хуже некуда. Каша пустая, суп — вода водой. Витя же любит котлеты, жаркое, пироги. А она — гречка да картошка. Ему же силы нужны!

— Деньги-то откуда? — тихо спросила я.

— Вот! Поэтому я ему всё ношу! Вчера щи сварила, пирожков напекла, колбаски купила. Отнесу. Он у неё уже как тень, все кости пересчитать можно. Ну не ведьма?

Я снова молчала. Потому что думала лишь об одном: здоровый мужик, три года живущий за счёт жены и матери, которого ещё и жалеют. Неужели никто не видит, каково этой женщине? Ребёнок, пустой холодильник, муж без работы — и она ещё виновата, что не накрывает как в ресторане и просит тарелки помыть.

Не выдержала.

— Нина Петровна… Вам не стыдно? Вы серьёзно думаете, что нормально, когда мужчина годами не работает и ещё обижается, что суп невкусный?

— Он же не бездельничает, ищет… — замялась она, но уверенности уже не было.

— Искать — одно. А сидеть на шее — другое. Он не инвалид. Может и пол подмести, и кастрюли вымыть. Или вы считаете, что жене, после работы, с ребёнком на руках, ещё и всю домашку тянуть одной — это правильно?

— Ну… — Нина запнулась.

— Я бы не выдержала. Ваша невестка — герой. Что она до сих пор его терпит — уже подвиг. Другие бы давно вещи на лестницу вынесли.

Нина замолчала. А во мне клокотала злость. Потому что таких, как Витя, — полно. И таких, как его мать, оправдывающих лень взрослого мужика, — ещё больше. А потом эти же женщины, загнанные, уставшие, оказываются виноватыми. Потому что «котлету недожарила» или «посмела попросить мусор вынести».

Герой здесь одна — невестка. Она не сдаётся. Тянет всё одна. Не жалуется. Просто делает. И за это её осуждают.

А как вы думаете? Муж, который не работает и не помогает по дому — это норма? Или просто удобная жизнь под видом «кризиса»? Где грань между временными трудностями и вечным иждивенчеством? И кто виноват — жена, уставшая тащить всё на себе, или мать, не давшая сыну стать мужчиной?

Жизнь учит: пока кто-то держит за руку, взрослеть не обязательно. Но рано или поздно приходится выбирать — или брать ответственность, или остаться вечным ребёнком.