«Мой сын моет посуду… Это что, теперь нормально?» — крик души свекрови, которая отказывается смотреть правде в глаза

— Алло, Оленька. Ну, как дела? — раздался в трубке голос Веры Петровны, моей соседки, известной своим взрывным характером и слепой любовью к взрослому сыну.

— Всё хорошо, — улыбнулась я. — На выходные приезжали дети с внучатами. Гостинцев привезли, устроили застолье. А невестка у меня — просто клад! И полы помыла, и шторы постирала. У меня ведь давление подскочило, одной бы не справиться.

— Ну тебе просто повезло! — в голосе Веры уже слышалась не досада, а злость. — А у меня — беда. Не жена, а настоящая гадюка прицепилась к моему Витьке! Сначала прикидывалась лапочкой, а теперь… кошмар, а не женщина!

— Ты же раньше её хвалила? Что случилось?

— Раньше ладно было. Но как Витька работу потерял — всё! Теперь он во всём виноват. Пилить его начала. Знаешь, что говорит? «Иди хоть куда-нибудь, лишь бы деньги были». Представляешь? Она бухгалтер, а его — курьером гонит! А у него же два диплома, а она ему — «в охранники иди»!

— А Витя как?

— Да что он? Ищет, старается. Но нормальных вакансий сейчас нет. Не будет же он за гроши горбатиться! Я что, зря его в институтах мучила? Кровь из носу выбивалась, чтобы он потом мешки таскал?

Я промолчала. Потому что знала — сын Веры Петровны, Витя, без работы уже второй год. И если и ищет, то только «достойные» места. А пока — дома, в халате. И с мамой, свято уверенной: её сын — не для грязной работы.

— Ты только представь, — продолжала Вера, — она его заставляет убираться! Посуду мыть! У меня мозг плавится. Мужик в фартуке… это же нонсенс! А кормит! Каша на воде, щи без мяса. Мой Витя обожает котлеты, пельмени, пироги. А она — гречка да картошка. Ему же силы нужны!

— А деньги откуда? — тихо спросила я.

— Вот! Поэтому я ему всё готовлю! Сварила борщ, слепила пельмени, булки испекла. Отнесу. Он у неё пять кило сбросил, одни навернет как сухожилья. Ну не стерва?

Я молчала. Потому что думала лишь об одном: здоровый мужик, второй год живущий на шее у жены и мамы, которого ещё и жалеют. Неужели никто не видит, каково его жене? Ребёнок, пустой холодильник, муж без работы — а она ещё виновата, что не кормит как в «Метрополе» и просит тарелки помыть.

Не выдержала.

— Вера Петровна… Вам не стыдно? Вы правда считаете нормальным, когда мужчина два года без дела сидит, но обижается на невкусный суп?

— Он же ищет… — пробубнила она, но уже без прежней уверенности.

— Искать — одно. А сидеть на шее — другое. Он ведь не инвалид. Может и тарелки вымыть, и пол подмести. Или вы думаете, жене после работы, с ребёнком на руках, ещё и всю домработу одной тянуть — это правильно?

— Ну… — Вера замялась.

— Я бы на её месте давно дверь показала. Терпение у неё — ангельское.

Вера замолчала. А во мне закипела злость. Потому что таких, как Витя, — пруд пруди. И таких, как его мать, оправдывающих лень взрослого мужика, — ещё больше. А потом эти же женщины, вымотанные, издерганные, оказываются виноватыми. За «недожаренную котлету», за «наглость» попросить помыть кружку.

В этой истории настоящий герой — невестка. Она терпит. Тянет всё. Не ноет. Просто делает. И за это её же винят.

А вы как считаете? Мужчина, который не работает и не помогает по дому — это норма? Или удобная жизнь за чужой счёт? Где грань между кризисом и привычкой жить на всём готовом? Кто виноват — жена, уставшая тащить двоих, или мать, не давшая сыну вырасти?