**Дневник.**
Мне было четырнадцать, когда я всей душой мечтала, чтобы Алла Викторовна усыновила меня. Мама моего одноклассника Серёжи — утончённая, всегда с идеальным маникюром, в дорогих духах. В ней было всё, чего мне так не хватало. Моя родная мать к тому времени окончательно опустилась, утонув в водке, отец исчез ещё раньше, а наш дом превратился в затхлую конуру с вечными скандалами и хлопаньем дверей. У Серёжи же пахло ванильными булочками, там было чисто, там было тихо.
Алла Викторовна часто брала меня к себе. Она научила меня пользоваться прокладками, показала, как подводить стрелки, говорила, что я заслуживаю большего. Я доверяла ей всё, она покупала мне платья, лечила ангину и гордилась, когда я получила пятёрку за сочинение. Тогда я думала: вот бы так всегда. И клялась себе, что когда-нибудь отблагодарю её.
Серёжа был старше меня на три года. После школы он уехал в Москву, поступил в университет, а я осталась в Иванове — пошла в пед на бюджет. Конечно, не без помощи Аллы Викторовны: она прислала мне десять тысяч рублей, чтобы я не чувствовала себя бедной среди однокурсниц, купила ноутбук и тёплую шубу. Я подрабатывала в цветочной лавке, жила скромно, но счастливо.
Мы с Серёжей случайно встретились, когда я была на третьем курсе, а он уже работал в солидной фирме и приехал домой на выходные. Между нами пробежала искра, будто так и должно было быть. Он настоял, чтобы я уволилась: «Тебе надо учиться, а не таскать вёдра с розами». Мы стали жить вместе — в квартире, которую ему купил отец. Тогда он попросил: «Никому не говори. Особенно маме». Я не понимала почему, но соглашалась.
Когда я забеременела, он пошёл к родителям — объясниться. Вернулся хмурый, молчаливый. «Они не обрадовались», — пробормотал. Мы расписались тихо, без колец, без гостей. Я не обижалась — главное, что мы вместе, и скоро будет малыш.
А потом случился тот день. Я резала салат. До родов оставалось три недели. Вдруг в прихожей щёлкнул ключ — вошла Алла Викторовна. Но не та, добрая, что спасала меня в подростковом аду, а чужая — с трясущимися губами и бешенством в глазах.
— Ну что, удобно устроилась? — прошипела она с порога. — Голодранка! Безродная! Да как ты посмела?! Моего сына в ловушку втянула, да ещё и удивляешься? У него есть девушка, порядочная, из приличной семьи. А ты… ты исчезнешь. Немедленно.
Я стояла, обхватив живот, и не могла выдавить ни звука.
— Вот деньги. Снимешь комнату. Когда начнутся роды — позвонишь. Мы договорились: ребёнка заберут хорошие люди, у него будет достойная жизнь. Тебе в роддомА через неделю мне позвонил незнакомый мужской голос: «Если хотите увидеть своего сына живым, забудьте о нём навсегда».
