Вечер опустился на тихий город Гусь-Хрустальный, укутав его в пелену осеннего тумана. Виктор Петрович, согнувшись под тяжестью лет, подошёл к облупившемуся подъезду хрущёвки, где жил его товарищ Николай. Лифт, как назло, снова не работал, и старик, кряхтя, стал подниматься по скрипучим ступеням на четвёртый этаж. Запыхавшись, он нажал на звонок и замер, прислушиваясь к шагам за дверью.
Дверь отворилась, но вместо Николая на пороге стояла его дочь Лиза. Её лицо озарила тёплая улыбка.
— Здравствуйте, дядя Витя! — радостно воскликнула она. — К папе?
— К нему, — хрипло ответил Виктор Петрович, вытирая платком вспотевший лоб.
— Его нет дома, — смущённо сказала Лиза. — Уехал в санаторий под Сочи, вернётся через неделю.
— Через неделю? — брови старика сомкнулись, и в голосе прозвучала неподдельная горечь. — Плохо… Очень плохо…
— Что случилось? — девушка напряглась, всматриваясь в его морщинистое лицо.
— Да ничего, — махнул он рукой, но взгляд выдавал страдание. — Ладно, Лиза, пойду.
— Подождите, дядя Витя! — она резко шагнула вперёд. — Если что-то нужно — скажите. Может, я смогу помочь?
— Помочь? — он горько усмехнулся, уставившись в пол. — Хотя… Ты ведь видишь из своих окон мою квартиру?
— Ну… вижу, — неуверенно кивнула Лиза, не понимая, к чему он ведёт.
— Сможешь разглядеть их? — Виктор Петрович поднял глаза, и в них стоял такой холод, что девушке стало не по себе.
— Как… разглядеть? — она растерялась.
— В прямом смысле, — голос его стал резким. — Сможешь вечером проверить, горит свет у меня или нет?
— Дядя Витя, да что с вами? — у Лизы по спине пробежали мурашки.
— В больницу звали, — выдавил он. — Осматривали. Говорят, плохие анализы. Настаивали на госпитализации.
— И вы…? — глаза девушки расширились.
— Ушёл, — буркнул он. — Не хочу.
— Как так?! — вскрикнула Лиза. — Вы же должны лечиться! Вам же всего-то шестьдесят два!
— Надоело, — прошептал он, и голос дрогнул. — Жены нет, жить не для кого. Думаю, может, и правда пора… к ней. Вот потому и прошу: смотри на мои окна. Если свет не зажжётся несколько дней — подойди, постучи. А если не открою… сама догадаешься, куда звонить. На столе найдёшь номер дочери. Позвонишь, скажешь — пусть приезжает… хоронить.
— Да вы с ума сошли! — Лиза побледнела. — Это же страшный грех — так думать!
— Какой там грех, — огрызнулся он. — Я ничего не замышляю. Просто… если суждено — значит, суждено. Не цепляться же. Не хочешь — не смотри. Пошёл я.
— Стойте! — в отчаянии она схватила его за рукав. — Позвоните дочери! Пусть приезжает, поддержит!
— Зачем? — он поморщился. — В Питере живёт, карьеру строит. Не хочу обуза ей быть. Всё, Лиза, хватит.
Он резко развернулся и заковылял вниз по лестнице. Лиза так и осталась стоять в дверях, сдавленная комом в горле.
На улице моросил ледяной дождь. Виктор Петрович поднял воротник и засеменил по тротуару, не видя ничего перед собой. Шаги его были медленными, будто каждый давался через силу. Вдруг он заметил в куче промокших листьев крошечного котёнка. Весь дрожащий, тот смотрел на него такими жалобными глазами, что сердце сжалось.
— Господи, — прошептал старик, останавливаясь. — Только этого мне не хватало. Не могу же я тебя взять. Если что… кто о тебе позаботится?
Котёнок, словно поняв, подполз и ткнулся мокрым носом в его ботинок. Виктор Петрович замер, потом, кряхтя, наклонился и поднял дрожащий комочек.
— Худой, как щепка, — буркнул он. — Ладно, ночуй у меня. А утром отнесу Лизе — пусть пристраивает.
Через неделю в дверь Виктора Петровича раздался настойчивый стук. Он открыл — на пороге стоял Николай, только что вернувшийся из санатория. Лицо его пылало от гнева.
— Ты что за бред нёс моей дочери?! — рявкнул он с порога. — Окна, свет, дочь… Да ты в своём уме?!
— Да о чём ты? — удивился Виктор Петрович, пропуская его. В этот момент из-за его спины раздался довольный писк, и упитанный котёнок грациозно выбежал к гостю.
— Это ещё что за зверь? — Николай остолбенел.
— Идём на кухню, расскажу, — хитро улыбнулся старик. Котёнок, мурлыча, крутился у ног Николая.
— Видишь? — с гордостью сказал Виктор Петрович. — Нашёл его в тот вечер, когда от Лизы шёл. Думал — на ночь приючу, а утром отдам. А он… утром проснулся, смотрит на меня, будто шепчет: «Я твоя новая жизнь, дед». И знаешь, Коля… с ним мне легче. Кормлю, играю, даже на улицу выхожу два раза в день. Теперь есть ради кого просыпаться.
— Ну ты даёшь, — Николай рассмеялся, гладя пушистый бок. — К ветеринару водил?
— А как же, — кивнул Виктор Петрович. — Говорят, такие лет пятнадцать живут. Значит, мне ещё рановато на тот свет собираться. — Он потрепал кота за ухом. — С ним и дышится легче.
Старик взглянул на друга, и в его глазах, впервые за долгие годы, вспыхнул живой огонёк. Кот, будто чувствуя момент, потёрся о его руку, и в квартире повисла тихая, но тёплая радость.
