16 июня 2024

Сегодня очередная годовщина. Три года назад я должна была стать матерью. Но мир распорядился иначе.

В четырнадцать лет я молилась, чтобы Тамара Семёновна забрала меня к себе. Мама моего одноклассника Серёжи — строгая, элегантная, с безупречным маникюром и голосом, похожим на шёлк. Всё, чего не было у меня. Моя мать давно утонула в водке, отец сбежал ещё раньше, а дом превратился в прокуренную конуру, где вместо слов — только визг и битая посуда. А у Серёжи… у Серёжи пахло ванилью из духовки, там были мягкие пледы и книги с золотыми обрезами.

Тамара Семёновна забирала меня к себе на выходные. Учила, как подбирать платья по фигуре, как варить борщ так, чтобы не стыдно было гостям подать. Говорила: «Алёна, ты заслуживаешь большего». Она покупала мне первые серьги, лечила ангину мёдом с чаем и плакала, когда я выиграла олимпиаду по литературе. Я клялась себе: вырасту — отблагодарю.

Серёжа был старше. После школы уехал в Москву, поступил в МГУ. Я же пробилась в пед в Нижнем Новгороде — сама, без взяток. Хотя нет, не совсем сама: Тамара Семёновна подсунула мне пятьдесят тысяч рублей в конверте («чтобы не краснела перед однокурсницами»), купила ноутбук и дублёнку. Я торговала цветами у метро, жила в общаге, но была счастлива.

Мы столкнулись с Серёжей случайно — я на третьем курсе, он уже аналитик в «Газпроме». Приехал на каникулы. И… будто молния ударила. Он велел мне бросить работу — «Ты здесь не для того, чтобы вёдра таскать». Мы поселились в его квартире — подарок от отца. Только взял с меня слово: «Родителям ни слова. Особенно маме».

Когда тест показал две полоски, он поехал к ним «обсудить». Вернулся серый. «Не обрадуешь», — пробормотал. Расписались в загсе без гостей, без колец. Мне было всё равно — лишь бы он был рядом.

А потом… тот вечер. Я чистила картошку. До родов — месяц. В дверях — щелчок ключа. На пороге — Тамара Семёновна. Но не та, что спасала меня. Чужая.

«Ну что, удобно устроилась?» — её шёпот обжигал. — «Голь перекатная! Безродная! Да как ты посмела? Моего сына в капкан затянула! У него невеста есть — дочь генерала! А ты… исчезнешь. Сейчас».

Я прижала живот, язык будто отнялся.

«Вот сто тысяч. Снимешь угол. Когда начнётся — позвонишь. Ребёнок достанется достойным людям. Тебе в роддоме дадут справку — „мертворождённый“. Всё чисто. Такси ждёт».

Я села на пол. Не согласилась. Сбежала. Молча. Серёже — ни слова. Не хотела ломать его жизнь.

Роды пришли в срок. Очнулась в реанимации. Врач шептал: «Соболезную. Мальчик. Пороки. Не выжил». Но я знала — врёт. Все УЗИ были идеальны.

Выписалась — пришла к ней. «Где мой сын?» Она вызвала «скорую»: «У неё паранойя». Месяц в психушке. Диагноз — «острый психоз».

Серёже рассказывала. Он назвал меня вруньей. Через месяц подал на развод.

Теперь я в коммуналке. Учительствовать не дают — «после больнички». Иногда перебиваюсь уроками. Иногда просто пью.

Сегодня ему три года. Я верю — он жив. В чужой семье. А её фраза режет, как нож: «Ты исчезнешь. Навсегда».