**«Сейчас ты собираешь вещи и исчезаешь из жизни моего сына навсегда»: как женщина, ставшая мне матерью, превратилась в мой кошмар**
В четырнадцать я мечтала, чтобы Вера Сергеевна меня усыновила. Мама моего одноклассника Димы — ухоженная, доброжелательная, пахнущая дорогими духами — была всем, чего мне не хватало. Моя же родная мама к тому времени ушла в бесконечный запой, отец сбежал ещё раньше, а наш дом превратился в затхлую коробку с вечными скандалами и окурками. А у Димы — чистота, уют, запах свежей выпечки.
Вера Сергеевна часто забирала меня к себе. Учила, как ухаживать за собой, красиво завязывать платок, говорила, что я заслуживаю большего. Я доверяла ей всё, она покупала мне платья, лечила мне ангину и радовалась, когда я получила пятёрку за сочинение. Я думала: «Вот бы так всегда». И клялась, что когда-нибудь отблагодарю её.
Дима был старше на три года. После школы уехал в Москву, поступил в университет, а я — в педколледж в Ярославле. Сама, на бюджет. Не без помощи Веры Сергеевны, конечно: она прислала мне денег, чтобы я не выглядела бедной родственницей среди одногруппниц, подарила телефон и тёплую куртку. Я подрабатывала в кафе, жила скромно, но радостно.
Мы с Димой случайно встретились, когда я была на третьем курсе, а он уже работал в солидной фирме и приехал навестить родителей. Между нами вспыхнуло — будто судьба. Он велел мне бросить работу: «Ты должна учиться, а не разливать кофе». Мы стали жить вместе — в квартире, купленной его отцом. Только он попросил: «Никому не говори. Особенно маме». Я не понимала зачем, но согласилась.
Когда я забеременела, он пошёл к родителям — объявить. Вернулся мрачнее тучи. «Они не в восторге», — пробормотал. Мы расписались тихо, без колец, без гостей. Мне было всё равно: главное, мы вместе, и скоро будет малыш.
А потом случился Тот День. Я готовила ужин. До родов — месяц. Вдруг в прихожей щёлкнул ключ — и вошла Вера Сергеевна. Но не та добрая фея из моего детства, а холодная, злая женщина с искажённым лицом.
— Ну что, устроилась шикарно? — прошипела она с порога. — Нищенка, без рода, без племени! Да как ты посмела?! Моего сына в ловушку загнала, а теперь удивляешься? У него есть невеста, из приличной семьи. А ты… исчезнешь. Сейчас же.
Я стояла, держась за живот, и не могла выдавить ни звука.
— Вот деньги. Снимешь комнату. Когда родишь — позвонишь. Мы договорились: ребёнка заберут нормальные люди, он будет жить как полагается. Тебе в роддоме дадут справку, что умер. Всё чисто. Такси ждёт. Быстро.
Я просто села на пол. Нет, я не согласилась. Я сбежала. Тихо. Без воплей. Диме ничего не сказала — не хотела рушить его отношения с семьёй. Он был моим солнцем.
Роды начались в срок. Очнулась в реанимации. Врач смотрел на меня жалостливо: «Соболезную. Мальчик. С пороками. Не выжил». Но я не верила. Я знала — он был здоров. Все УЗИ, все анализы — всё было идеально.
После выписки я пришла к Вере Сергеевне. Умоляла: скажите правду, где мой ребёнок? Она посмотрела на меня равнодушно и вызвала скорую. Сказала, что у меня «нервный срыв». Меня увезли в больницу. Диагноз — «острая реакция на стресс». Месяц капельниц и таблеток.
Когда вышла, рассказала Диме всё. Он не поверил. Сказал, что я оклеветала святую женщину. Через месяц подал на развод.
Теперь я живу в общаге. Работу в школе потеряла — после больницы контракт не продлили. Иногда подрабатываю, иногда просто… пью. Сегодня день рождения моего мальчика. Ему должно было быть три года. И я знаю: он жив. Где-то там, в чужой семье. А в ушах до сих пор звучит её голос: «Ты исчезнешь из жизни моего сына. Навсегда».
