Тайный визит на старый погост
Холодным осенним утром Светлана и её двоюродная сестра Татьяна отправились на заброшенное кладбище под Серпуховом, чтобы навестить могилы родных. Туман вился между старыми крестами, а крики ворон создавали атмосферу таинственности. Женщины зашли в небольшую часовню, где пахло ладаном и воском. Они поставили свечи за упокой, а Татьяна, вздохнув, впервые написала записку за свою бабушку Пелагею. Затем подошли к могилам родителей, убрали сухие листья, протерли камни и поставили скромные гвоздики в жестяные банки.
— Ну что, Таня, пойдём поищем бабушкину могилу? — предложила Светлана, закутываясь в платок.
— Пойдём, — тихо отозвалась Татьяна, чувствуя, как сердце сжимается от странного предчувствия.
Они бродили между старых захоронений, где время стёрло надписи, а деревья склонили ветви под тяжестью лет. Наконец Светлана остановилась у скромного памятника.
— Вот она, Таня! Пелагея Фёдоровна, — проговорила Светлана, вытирая пыль с фотографии. — Смотри, кто-то уже прибирался тут. Странно, да?
— Вы к Пелагее Фёдоровне? — раздался за спиной низкий мужской голос.
Светлана резко обернулась и застыла. Глаза её расширились от неожиданности: «Не может быть!»
— А ещё у вас был большой сад, — продолжил мужчина, будто не замечая её замешательства. — Бабушка пускала нас туда. Малина там была сахарная, вишни — крупные, а белой малины ни у кого не было! Пелагея Фёдоровна всех ребятишек угощала. Потом ты родилась, Таня, а её вскоре не стало. Чаю налить?
Светлана удивлённо взглянула на сестру, которая стояла, будто каменная.
— Тань, ты чего? — спросила она, разливая чай по кружкам.
— Да нормально, наливай, — ответила Татьяна, но голос её дрожал.
После смерти мужа Татьяна стала чаще видеться с двоюродной сестрой. Дочь жила отдельно, и ей не хватало тепла близких. О бабушке Пелагее, матери отца, она почти ничего не знала. Дом, где родилась, помнила смутно — семья переехала из старой избы, когда Тане не было и пяти. Мать, Галина, не любила тот дом и не могла простить свекрови, что та была против её брака.
— Твоя бабушка, Пелагея Фёдоровна, была добрая, — продолжала Светлана, отхлебывая чай. — Твой отец, Николай, младшим был, её любимчиком. Старшие разъехались — кто на заработки, кто в другие города. Внуков от них Пелагея Фёдоровна редко видела. А Николай всегда при ней был.
Поначалу она не хотела, чтобы он женился. Говорила: «Живи для себя, сынок». Николай и не торопился, судьба не встречалась. Но когда ему уже за сорок перевалило, он увидел твою мать, Галину. Она в гости к сестре приехала, а он — влюбился как мальчишка. Галина была тонкая, хрупкая, хоть и за тридцать.
К удивлению всех, Пелагея Фёдоровна брак одобрила. Видно, почувствовала, что скоро Николай останется один. Думала, невестка и о ней позаботится. Но детей заводить, говорила, поздно. Только вышло иначе. Галина почти сразу тебя родила, Таня. Отец будто помолодел, а мать светилась от счастья.
Но тут Пелагея Фёдоровна слегла. Николай теперь думал только о жене и дочке, а не о матери. Галина тоже меньше помогала свекрови. Жаль, Таня, что так вышло. Пелагея Фёдоровна под конец жизни стала горькой, разочаровалась во всех. Когда её не стало, она была совсем одинока…
— Спасибо, Света, что рассказала, — тихо проговорила Татьяна. — Про сад, про бабушку. Отца давно нет, а мама о ней и говорить не хотела. У меня только обрывки воспоминаний. Помнишь случай с лужей?
— Ещё бы! — засмеялась Светлана. — Мы с соседскими ребятами — Мишкой и Алкой — увидели в луже лягушонка. Ты маленькая была, ничего не видела. Мне восемь, тебе три. Я тебя подняла, чтобы показать, да не удержала — бултых в воду! Хорошо, Санька, внук тёти Клавы, рядом был. Он тебя вытащил.
— Вот так сестра! — улыбнулась Татьяна. — Саньку я помню. Он меня утешал, а я ревела. Но не от страха — просто терпеть не могла свою дурацкую зелёную шапку с ушами. А Санька — взрослый пацан был, на качелях меня катал. Мне так стыдно было перед ним в этой шапке, да ещё мокрой! А лягушонка я так и не разглядела.
— Таня, давай съездим на погост к родителям, — предложила Светлана. — Скоро родительский день. Там же и могила твоей бабушки. Ты хоть раз была?
— Нет, — покачала головой Татьяна. — Отца не стало рано, я маленькая была. А мама про Пелагею Фёдоровну даже слышать не желала. Только и говорила: «Хорошо, что уехали из той развалюхи, где зимой дует, а летом сырость».
— Жаль, — вздохнула Светлана. — Могли бы помириться. Ну что, поеха— Поедем, — кивнула Татьяна, и в её глазах, наконец, появился покой, словно старые раны начали потихоньку затягиваться.
