Незваный гость с букетом тайн
В тихом переулке подмосковного Серпухова, где пятиэтажки-хрущёвки хранят шепот прожитых лет, а в сумерках пахнет жареными блинами, случилась встреча, полная странного волнения. Галина Петровна, женщина с жилистыми ручищами и пристальным взглядом, варила борщ в своей тесной кухне. Но вдруг — звонок, резкий и нетерпеливый, словно судьба постучала в самую обычную дверь.
Она мешала ложкой в кастрюле, слушая, как по радио скрипят голоса старой эстрады. Дверной звонок врезался в вечер, как нож в масло. «Кого черти принесли?» — буркнула Галина Петровна, вытирая ладони о передник.
На пороге стоял паренёк, лет двадцати, с лицом угловатым, как гранёный стакан. В руках он сжимал букет васильков, перевязанных шпагатом. Глаза его, серые и виноватые, впились в хозяйку. «Добрый вечер», — пробормотал он, но в голосе слышалась сталь. Галина Петровна отпрянула. «Ты кто такой?» — спросила она, и голос её дрогнул, будто скрипучая дверь.
Он заёрзал на месте. «Меня зовут Артём. Я… мне надо с вами поговорить. Это важно», — выдавил он, сжимая цветы, словно те были его последней надеждой. Женщина прищурилась. Что-то в его скулах, в постановке головы — будто отголосок давно забытого сна. «Говори, да только коротко», — буркнула она, но дверь не захлопнула.
Артём втянул воздух, будто ныряя в ледяную воду. «Это про моего отца. И… про вас. Вы его знали. Его звали Геннадий», — сказал он, и слова его упали, как гиря в болото. Галина Петровна почувствовала, как пол качнулся под ногами. Геннадий. Имя, закопанное глубоко, как клад во дворе детства. Пальцы её впились в косяк, а перед глазами поплыли обрывки: лето, речка, его руки, горячие как угли, и потом — пустота. Никто не знал, даже соседки за стенкой. А теперь — вот он, призрак, в облике этого щуплого мальчишки.
«Заходи», — неожиданно сказала она, отступая. Артём шагнул осторожно, будто боялся раздавить хрустальный шар судьбы. На кухне борщ уже булькал, но Галина Петровна не замечала. Она вглядывалась в черты парня, ища в них того самого Геннадия. «Откуда ты про меня узнал?» — спросила она, и голос её был сух, как осенний лист.
Артём положил цветы на стол и начал. Отец его умер год назад, но перед смертью рассказал о женщине из Серпухова. О Галине. Оставил конверт с просьбой передать извинения. «Он сказал, что струсил тогда. Бросил вас, когда вы ждали…» — Артём замолчал, будто слова обжигали язык.
Галина Петровна сжала кулаки. Она вспомнила, как стояла у окна, месяц за месяцем, а письма не приходили. Как рвала его фотографии, но одну спрятала — на дне шкатулки. Всё пережила, сына вырастила, но ночами иногда просыпалась в холодном поту. А теперь — этот мальчишка, как посланец из прошлого, с букетом, который пахнет пылью и старыми клятвами. «Зачем ты пришёл?» — выдохнула она, и в голосе зазвенели осколки.
Артём поднял глаза. «Я не спал ночами. Думал — может, если найду вас, то пойму, почему он так боялся этого города…»
Они говорили до рассвета. Галина Петровна рассказывала сквозь зубы, как пережила тот обман. Артём слушал, кивал, и в его взгляде она видела не только сына Геннадия, но и себя — молодую, глупую, такую же потерянную. Когда он ушёл, оставив васильки на столе, в квартире повисла тишина, густая как кисель.
Галина Петровна подошла к окну. Где-то в подъезде скрипели ступени, а в её сердце что-то сдвинулось, как тяжёлый сундук. Эти васильки, этот мальчик — не просто вестники прошлого. Они были словно ключ, повёрнутый в замке души. Но в углу, среди паутины и старых писем, ещё шевелилась тень Геннадия — неупокоенная, ждущая своего часа.
