Когда брат моего мужа, Вадим, перешагнул порог нашего дома в тихом уральском городке Верхотурье, я и представить не могла, как круто изменится наша жизнь. Он уверял, что это ненадолго, но с каждым днём его присутствие разъедало наш быт, превращая уют в хаос, а моего супруга — в безынициативного лентяя, поддавшегося дурному влиянию.
Раньше наша семья — я, муж Илья и восьмилетний сын Гриша — жила в согласии. Илья, хоть и не юнец — ему уже тридцать шесть, — всегда был опорой: помогал по хозяйству, делил заботы, оберегал наш покой. Мы жили душа в душу, без скандалов и обид. Но всё рухнуло, когда в нашу жизнь ворвался Вадим, старший брат Ильи, словно ураган, сметающий всё на своём пути.
Вадиму под сорок, за плечами — неудачный брак, сын, о котором он вспоминает раз в год, и череда несчастий. Свекровь как-то обмолвилась, что в детстве Илья боготворил брата. Для него Вадим был героем: любая его выходка, даже самая безумная, казалась младшему образцом для подражания. Если старшего наказывали, Илья добровольно разделял его участь. Казалось, эти детские привычки никуда не делись.
Но что в нём героического? Вадим не окончил училища, работы не держится, семью бросил, друзей не водит. Перебивается временными подработками — то дворником, то грузчиком, но деньги у него не задерживаются. После развода он поливает грязь на бывшую жену, твердя, что она плохая мать, хотя сам и пальцем не пошевелил ради сына. Алименты? Жалкие копейки, которых и на пачку «Беломора» не хватит.
Раньше мы с Вадимом редко виделись. Мы перебрались в Верхотурье, а он остался в родном селе. Иногда навещали, но городские заботы, работа и воспитание Гриши занимали все силы. После развода Вадим стал названивать Илье, жалуясь на несправедливость судьбы, а затем объявил, что деревня ему опостылела. Он решил покорять город.
Вот только жить ему негде, а на съём комнаты денег нет. И тогда он вспомнил о младшем брате, который, конечно, не откажет родному человеку. Илья умолял меня согласиться: «Ненадолго, Анюта! Вадим устроится, найдёт жильё. Разве можно бросить брата?» Я, скрепя сердце, сдалась. Думала, взрослый мужчина — не ребёнок, справится. Как же я заблуждалась!
С первых же дней Вадим вёл себя как барин. Приехал без гроша, рассчитывая, что мы будем его содержать. Но это было ещё полбеды. Он раскидывал вещи, оставлял грязную посуду, даже не пытаясь прибраться. Я, словно домработница, металась за ним, собирая носки с дивана и отмывая пол. Дом, где всегда царил порядок, теперь напоминал постоялый двор.
Хуже всего, что Илья, глядя на брата, стал ему подражать. Раньше он мыл посуду, выносил мусор, помогал готовить. Теперь? Горы грязных тарелок в раковине, разбросанные ботинки и вечные отговорки: «Сделаю, Аня, потом». Но этого «потом» так и не наступает. Я валюсь с ног после работы, а вечерами стираю, убираю, готовлю. А Вадим? Сидит, смотрит телепередачи, даже не пытаясь найти работу.
Самое страшное — мой сын Гриша. Он всегда был аккуратным: складывал вещи, убирал игрушки, заправлял постель. Теперь, глядя на отца и дядю, он «забывает» убрать за собой или швыряет портфель в угол, обещая размыть его «потом». Я вижу, как мой мальчик перенимает их неряшливость, и сердце сжимается.
Терпение моё лопнуло. Я вызвала Илью на откровенный разговор. «Это не жизнь, а каторга! — сказала я. — Твой брат губит наш дом, а ты ему потворствуешь. Если так продолжится, я соберу ваши вещи и отправлю обоих к отцу в деревню. Гришу я воспитаю одна, но нянчиться с вами больше не стану!»
Илья молчал, но в его глазах читалась растерянность. Услышал ли он меня? Вадим же живёт, как ни в чём не бывало, а наш дом больше не похож на семью. Я не хочу терять близких, но и так жить невозможно…
