— Мишенька, не мог бы ты забежать за продуктами? — голос Любови Степановны дрожал, будто осенний лист. — На улице гололедица, боюсь поскользнуться…
— Мам, ну серьезно? — отмахнулся Дмитрий. — Я только с вахты, ноги еле волочу. Да и мы с Ольгой хотели вечером фильм посмотреть.
— Димка, я же не дойду… — прошептала она, словно ветер в старой печной трубе.
— Мам, сколько можно? Есть же доставка! Освой телефон — и никаких проблем!
— Я не разберусь, сынок. Может, сам закажешь?
В трубке прозвучал тяжёлый вздох, будто кто-то закрыл крышку сундука.
— За рулём, неудобно. Попроси Наташу.
— Просила… Она говорит, что на тренировке.
— Ладно, — буркнул Дмитрий. — Доеду — перезвоню. Скажешь, что нужно.
— Хорошо, буду ждать, — оживилась Любовь Степановна. Но час прошёл, другой — звонка не было. Она набирала сама, но сын не отвечал. Выручил сосед, Сергей, заказавший продукты. Курьер привёз всё необходимое, а Любовь Степановна, раскладывая пакеты, чувствовала, как в груди сжимается что-то тёмное и колючее. За что ей такая судьба?
Она была хорошей матерью. Двое детей: старший Дмитрий и младшая Наташа. Их отец погиб, когда Диме было семнадцать, а Наташе — двенадцать. С тех пор Любовь Степановна тянула всё одна. Работала в две смены, чтобы дети не знали нужды. Бабушки помогали, но их не стало, и она осталась одна, как береза в поле.
К счастью, от бабушек остались квартиры. Мамину оформили на Дмитрия — он был старшим, учился в институте. Даже с жильём он нуждался в деньгах, и Любовь Степановна продолжала ему помогать. Когда умер дед, его квартира досталась Наташе. Она платила за их учёбу, отказывая себе во всём, но никогда не думала забрать жильё. Всё для них.
Она всегда была рядом. Водила их в музыкальную и на танцы, сидела ночами над тетрадками, нанимала репетиторов. Жила ради них, будто свеча, что тает без остатка. И верила, что в старости они станут её опорой. Не требовала благодарности — но хотя бы каплю внимания. Разве это много?
Любовь Степановна почти не просила помочь. Когда у Дмитрия родился сын, она сутками сидела с внуком. Наташа, уезжая в экспедиции, оставляла ей своего пса — упрямого Аякса, который тащил на прогулку даже в пургу. Она не отказывала. Но чем дальше, тем очевиднее становилось: дети не ценят её. Их забота — пустые слова.
Когда она делала ремонт, просила совета — но Дмитрий был занят, а Наташа махнула рукой: «Мам, некогда». Когда Любовь Степановна попала в больницу, лекарства принёс Сергей. Дети сослались на дела и заглянули на пять минут, будто проверяя, не умерла ли она.
— Мам, ты же знаешь, я больницы терпеть не могу, — поморщилась Наташа.
— Никто их не любит, дочка, — тихо ответила Любовь Степановна.
— Ты лежи, а я побегу. Выздоравливай, потом наберу.
Дмитрий, как всегда, сослался на семью: «Оля устала, надо с Ванькой помочь». И ушёл, не обняв.
Сегодняшний день стал последней каплей. Гололёд сковал улочки городка Сосновка, Любовь Степановна еле доплелась до дома. Попросила детей заказать еду — мелочь! Но Дмитрий не перезвонил, а Наташа отмахнулась. Слёзы жгли глаза, а внутри зияла пустота, словно прорубь в январе.
И тут она задумалась: когда жила для себя? Вспомнился лишь один раз. Когда Дмитрий был маленьким, а Наташи ещё не было, она попала в санаторий на море. Тогда не было телефонов, и никто не тревожил её. Целую неделю она вдыхала солёный ветер, гуляла по причалу, чувствуя лёгкость, как пушинка. Муж звонил раз в день, жалуясь, как трудно без неё, не понимая, что для неё это было единственной передышкой.
Теперь море звало её снова. После пятидесяти начинать заново страшно, но что держит её здесь? Дети, которым она не нужна? Если им можно жить для себя — почему ей нельзя?
Оставался вопрос денег. Любовь Степановна осмотрела свою трёшку в центре Сосновки. Она досталась от мужа, чей отец когда-то был важным человеком. Теперь квартира принадлежала ей. И ей не было стыдно, что дети её не получат. У них уже было по квартире. Хватит.
Утром мысль не казалась безумной — наоборот, зажгла её изнутри. Через подругу она нашла риелтора, и вскоре квартира была продана. Всё прошло тихо, без лишних глаз.
Однажды она позвала детей. Сказала, что дело срочное, и они, ворча, приехали.
— Ты заболела? — хмуро спросил Дмитрий.
— Нет. С чего ты взял?
— Тогда в чём дело? — огрызнулась Наташа.
— Мне нужно вам кое-что сказать.
Дети переглянулись, будто их снова заставили мыть посуду вместо прогулки.
— Говори, мам. Мне ещё Ваньку из сада забрать надо. Кстати, на выходные привезём его, посидишь?
— Не смогу, Дима, — спокойно ответила Любовь Степановна.
— Почему? — насторожилась Наташа.
— Я уезжаю.
— Куда?! — хором выдохнули дети.
— К морю, — она улыбнулась, будто увидела солнце после долгой зимы. — Купила домик в Геленджике. Буду там жить.
— Мам, ты в своём уме? — фыркнул Дмитрий. — На какие шиши?
— Квартиру продала.
— ЧТО?! — взорвалась Наташа. — А нас даже не спросила?!
— Хотела, да вы вечно заняты. Вам не до меня.
— И как ты там будешь? В твои-то года работу найдёшь?! — закричал Дмитрий.
— Как-нибудь. Домик небольшой, а денег хватит.
Дети не верили, думали — шутит. Но, поняв, что она серьёзна, обрушили на неё лавину упрёков.
— Ты всё промотаешь!
— Это мои деньги, — отрезала Любовь Степановна.
— Мы думали, квартира наша будет! — выкрикнула Наташа.
— Не будет.
— Ты так далеко! Мы тебя не увидим— А когда вы меня видели, когда я была рядом? — спросила Любовь Степановна, глядя, как их лица искажаются от злости, и в этот момент она вдруг поняла, что море уже не просто манит её — оно уже стало её единственным домом, где больше никто не сможет сделать ей больно.
