Я понял, что натворил, и захотел вернуться к бывшей жене, с которой прожил тридцать лет… Но время ушло безвозвратно.
Зовут меня Иван Сорокин, и живу я в старинном городе Торжке, где река Тверца лениво течёт среди деревянных домов с покосившими входцами. Мне пятьдесят два, и у меня нет ничего — ни жены, ни детей, ни работы, только пустота да холодные стены. Я сам разрушил всё, что имел, и теперь стою на пепелище своей жизни, осознавая, как сам же рубил сук, на котором сидел.
С Людмилой мы прожили три десятка лет. Я кормил семью, а она хранила дом. Мне нравилось, что она всегда дома, что не делится с чужими. Но со временем её забота стала меня раздражать — её тихий голос, привычки, даже запах щей, что варились на плите. Чувства угасли, растворились в буднях. Я думал: так и должно быть. Но судьба подбросила мне испытание, с которым я не справился.
Однажды в трактире я встретил Надежду. Ей было тридцать — молодая, с огнём в глазах, будто ворвалась в мою жизнь, как весенний ветер. Мы стали тайно встречаться, и вскоре она поселилась в моём сердце. Два месяца я водил жизнь двойника, пока не понял — не хочу возвращаться к Людмиле. Я был уверен, что люблю Надежду.
Я признался жене. Людмила не плакала, не ругалась — лишь опустила глаза и молча кивнула. Я подумал: ей всё равно. Лишь теперь я осознал, какую рану ей нанёс. Мы развелись, продали дом, где выросли наши дочери — Мария и Анна. Надежда убедила меня не оставлять Людмиле ничего. Я согласился — забрал свою долю и купил ей квартиру в центре. Людмила же ютилась в крохотной комнатёнке, а я даже не помог — мне было всё равно. Дочери отвернулись, назвав предателем, но тогда я отмахивался: у меня была Надежда и новая жизнь.
Она забеременела, и я ждал сына. Но когда ребёнок родился, он не был похож ни на меня, ни на неё. Соседи шептались, брат предупреждал, но я не слушал. Жизнь с Надеждой превратилась в пытку. Я работал в три смены, а она лишь тратила деньги, пропадая ночами, возвращаясь пьяной, с чужим запахом. В доме — грязь, голод, бесконечные ссоры. Я потерял работу — усталость взяла верх. Три года кошмара, пока брат не заставил меня сделать тест. Результат ударил, как топор по сердцу — ребёнок не мой.
Я выгнал Надежду в тот же день. Она исчезла, прихватив всё ценное. Оставшись один, я решил вернуться к Людмиле. Купил гвоздики, бутылку «Столичной», направился к ней, как побитая собака. Но в её комнате уже жили чужие люди. Мне сказали, что она устроилась на работу, вышла замуж. Я нашёл её — цветущей, счастливой, какой не видел никогда.
Позже встретил её в чайной. Упал на колени, умолял о прощении. Она взглянула на меня с жалостью и ушла, не проронив слова. Теперь я понимаю — был слепцом. Зачем променял жену, с которой прошёл сквозь годы, на ветреную девку, что высосала из меня душу? Ради призрака счастья?
Мне пятьдесят два, и я — пустое место. Дочери не берут трубку, работа потеряна, будто её и не было. Я сам вытолкнул из жизни всё, что было дорого.
По ночам мне снится Людмила — её тихий смех, тёплые руки. Просыпаюсь в темноте и знаю: она не вернётся. Не простит. Я не достоин.
Теперь я бреду по улицам Торжка, будто тень, ищу то, что сам погубил. Осталось только раскаяние — оно будет со мной до гроба.
