Меня зовут Светлана Волкова, и я живу в старинном городке Кашин, где узкие улочки бегут вдоль реки Кашинки. Сегодня, как всегда, я проснулась раньше петухов, чтобы прибраться в доме, пока мой сын Дмитрий ещё спит. Ему уже 35, а он всё ютится под моей крышей, будто время для него остановилось. На кухне — горы немытой посуды, в зале — его разбросанные вещи, словно символ застоявшейся жизни. Хочу крикнуть: «Хватит!», но слова застревают в горле, а сердце сжимается от боли.
Когда Дима был маленьким, я одна тянула его. Муж ушёл, оставив меня с ребёнком на руках. Я дрожала над каждым его шагом — то ли на детской площадке, то ли в школе. Хотела, чтобы он чувствовал себя защищённым. Но со временем эта защита стала клеткой. Он вырос, а душа так и осталась детской — будто он всё ещё ждёт, что мама решит все проблемы.
Недавно соседка попросила помочь с переездом. Я позвала Дмитрия: «Сынок, давай поможем!» А он лишь отмахнулся: «Мам, некогда мне», — и уткнулся в монитор, погрузившись в свои бесконечные стрелялки. В тот момент я поняла: я готова ради него на всё, а он живёт в иллюзии, что мама всегда подстелет соломку. Подруги давно твердят: «Света, выгони его — иначе он так и останется недорослем!» Их слова правдивы, но стоит мне представить, как закрываю за ним дверь, как внутри всё холодеет. Ведь это тот самый мальчик, что бежал ко мне с разбитой коленкой, плакал из-за школьных обид…
Я превращаюсь в ворчливую бабку. Каждое утро ворчу: «Опять мусор не вынес, опять бардак». Материнский инстинкт борется с усталостью. Дмитрий не держится ни на одной работе — чуть задержат зарплату, и он бросает. А деньги, если и есть, тратятся на новую приставку. Стыдно считать каждую копейку, но ещё больнее, что он даже не пытается мне помочь.
На днях я решилась поговорить. «Дима, так дальше нельзя, — прошептала я. — Я не вечная, что ты будешь делать без меня?» Он насупился, хлопнул дверью и заперся. Разговора не вышло, но в душе поселилась мысль: может, я делаю ему хуже, опекая, как ребёнка? У других в его возрасте уже свои семьи, а я всё варю щи, глажу рубашки и слушаю пустые обещания, что «вот-вот всё изменится». Но это «вот-вот» длится годами.
Возможно, дело не в том, чтобы выгнать, а найти слова, которые разбудят в нём взрослого человека. Но как их подобрать, чтобы не ранить? Он ранимый, словно ребёнок, и, может, моя забота приковала его к дому. Но я тоже устала. Я хочу спокойствия, хочу, чтобы не тащила на себе груз ответственности за взрослого мужика.
Иногда вспоминаю, как пятилетний Дима старательно расставлял баночки на полке, помогая мне. Мы были семьёй. А теперь он — камень на моей шее, и я не знаю, как с ним поступить.
Время не ждёт. Верю, что однажды он найдёт силы жить своей жизнью. Но для этого мне нужно сделать шаг, которого боюсь больше всего. Не знаю, хватит ли мне смелости. Но ясно одно: это не жестокость, а последний шанс дать ему повзрослеть. Пусть даже через слёзы и обиды.
Когда я скажу ему всё, он, может, уйдёт, хлопнув дверью. А может, спустя годы скажет «спасибо». Но я больше не могу тянуть эту ношу. Любовь — это не только опека, но и умение отпустить. И я должна это сделать. Хоть сердце и разрывается.
