Я никогда не любил свою жену и не стеснялся ей об этом говорить. Вины её в этом не было — жили мы, в общем-то, неплохо.
Меня зовут Дмитрий Соколов, и обитаю я в Вышнем Волочке — городке, где время течёт медленнее, чем местная река. Жену мою звали Татьяной, и хоть я честно признавался ей в отсутствии любви, она будто не слышала. Ни скандалов, ни упрёков — только тихая забота, словно я её вечный больной. А душа моя оставалась пустой, как бутылка после праздника.
Каждое утро я просыпался с мыслью: «Всё, сегодня ухожу!». Мечтал о страсти, о женщине, от которой будет кружиться голова. Но судьба, как истинная шутница, подкинула мне сюрприз, после которого я до сих пор не могу прийти в себя. С Таней было… удобно. Как в старых тапочках — не красивы, зато привычны. Дом она вела идеально, выглядела так, что соседи заглядывались, а друзья качали головами: «Ну как тебе, Димон, такую удалось найти?». А я и сам не понимал — что во мне такого, что она смотрела на меня, будто на чудо? Обычный мужик, ничем не примечательный, а она — будто слепая.
Её любовь давила, как тесный пиджак. Но хуже всего было понимать: если уйду — её тут же подхватит кто-то другой. Кто-то лучше, умнее, богаче. Кто-то, кто не будет морщиться от её ласковых слов. И от одной этой мысли в глазах темнело. Она моя — даже если мне от этого ни тепло ни холодно. Глупо? Да. Но сильнее меня.
«Завтра скажу», — клялся я себе перед сном. Утром, за чаем, собрался с духом: «Тань, садись, поговорить надо». «Что-то случилось?» — встревожилась она, глаза круглые, как блины. «Слушай, вот представь — мы разводимся. Я съезжаю…». Она рассмеялась: «Ты что, с похмелья?». «Серьёзно, — буркнул я. — Ну, представила?». «Ну… представила. И что?» — улыбка не сходила с её лица. «Скажи честно: найдёшь себе кого-нибудь?». Татьяна замолчала. «Дима, ты в порядке? О чём ты?». «Да о том, что я тебя не люблю! Никогда не любил!» — выпалил я, будто гвоздь изо рта.
Она побледнела, как стена в больнице. «Ты… что?». «Хочу уйти, но мысль, что ты будешь с другим, сводит меня с ума», — голос мой дрожал, как лист на ветру. Помолчала. Потом вздохнула: «Лучше тебя мне не найти, не переживай. Уходи, я одна останусь». «Обещаешь?» — вырвалось у меня. «Обещаю», — кивнула она, смотря прямо в душу. «Стоп… А куда мне идти-то?» — растерялся я. «Разве у тебя нет вариантов?» — удивилась она. «Нет! Мы же всегда вместе были…». «Ну тогда оставайся», — пожала плечами Таня. «А квартиру разменяем». Я остолбенел: «Ты… мне помогать будешь? Почему?». «Потому что люблю. Разлюбила бы — давно бы выгнала», — сказала она просто, и от этих слов у меня ёкнуло внутри.
Прошло полгода. Мы развелись. А потом до меня дошло: Татьяна соврала. Она встретила другого — статного, с улыбкой до ушей. Квартиру, доставшуюся ей от тётки, делить и не думала. Я остался у разбитого корыта — ни жилья, ни любви, ни веры в доброту. Её «я одна останусь» оказалось ложью, хладнокровной, как зимний ветер. А я-то поверил, как последний простофиля.
Теперь я снимаю каморку на окраине и думаю: как вообще верить женщинам? Жизнь с Таней была скучной, но чёткой, как расписание электричек. Теперь и этого нет. Друзья хором твердят: «Сам виноват, дурак! Чего хотел-то?». И ведь правы. Я не любил её, но и отпускать не желал — как старый хлам, который и выбросить жалко, и держать незачем. А она взяла и ушла, бросив меня в той самой пустоте, которой я так боялся. Может, это расплата — за чёрствость, за эгоизм, за то, что не оценил её доброты. Теперь я один, и тишина в комнате звенит громче, чем её шаги за дверью. Кто здесь больший дурак — я или она? Или, может, судьба, что так жестоко пошутила?
