Меня зовут Анна Соколова, и живу я в старинном городке Торжок, где узкие улочки петляют между деревянными домиками, будто стараясь спрятаться от суеты. Сегодня, как всегда, я встала раньше рассвета — убраться, пока мой сын Денис не проснулся. Ему уже 35 лет, а он всё здесь, под моей крышей. В раковине — куча тарелок, в зале — его кроссовки и футболки, будто намёк: «Я никуда не ухожу». Как будто кто-то застрял в прошлом и забыл, что время идёт. Хочу сказать ему: «Пора взрослеть», но слова комком встают в горле, а внутри всё сжимается.
Когда Денис был маленьким, я одна тянула его. Муж ушёл, оставив мне все роли сразу — и мамы, и папы. Я дрожала над каждой ссадиной, переживала из-за каждой школьной тройки. Хотела, чтобы он чувствовал: дом — его крепость. Но эта крепость стала для него клеткой. Он вырос, а внутри так и остался тем мальчишкой, который прячется за маминой спиной. Я и сама не заметила, как сделала его беспомощным.
Недавно соседка попросила помочь передвинуть шкаф. Я позвала Дениса: «Сынок, ну помоги же!» А он даже не оторвался от монитора: «Мам, не сейчас, у меня дела». И тут я поняла — для него мир крутится вокруг него, а я вечный спасательный круг. Подруги давно твердят: «Аня, хватит нянчиться! Надо ставить условия или выставлять за дверь — иначе он так и будет сидеть на твоей шее». Их слова колют, но когда я представляю, как говорю ему «уходи», сердце замирает. Ведь это тот самый мальчик, который бежал ко мне в слезах, когда его обижали во дворе, и ждал с работы, чтобы вместе посмотреть телевизор.
Я чувствую, как сама становлюсь ворчливой бабкой. Каждый день ворча: «Опять носки валяются, опять не помыл за собой». Материнство борется с усталостью — я устала тащить всё одна. Денис не работает нормально — подрабатывает, но быстро бросает. Если деньги и есть, он их тут же тратит на какие-то игры или гаджеты. Мне стыдно копить на хлеб, стыдно, что не могу помочь ему с покупкой квартиры. Но ещё больнее, что он даже не пробует взять на себя часть забот.
Неделю назад я попробовала поговорить. «Денис, так больше нельзя, — сказала я, голос дрожал. — Я старею, а ты будто застрял в детстве. Что будет, когда меня не станет?» Он нахмурился, встал и хлопнул дверью. Разговор не получился, а в душе осталось чувство, будто я его предаю. Может, подруги правы? Может, пора его отпустить, даже если это разобьёт мне сердце? У других его ровесники уже семьи строят, а я всё варю ему супы и слушаю обещания: «Вот скоро устроюсь, вот скоро…» Это «скоро» длится годами.
Иногда мне кажется, дело не в том, чтобы выставить его за дверь, а в том, чтобы найти слова, которые зажгут в нём желание жить самому. Но как сказать, не ранив? Он ранимый, внутри — страх и обиды, и, возможно, моя любовь сделала его беспомощным. Но я тоже устала. Хочу, наконец, дышать свободно. Сегодня, моя чашки, я вспомнила, как маленький Денис помогал мне разбирать сумки из магазина. Ему было лет шесть, он так старался. Тогда мы былиНо теперь я понимаю, что если по-настоящему люблю его, то должна отпустить — и пусть будет больно, но когда-нибудь он скажет мне спасибо.
