В маленьком городке под Ярославлем, где деревянные дома с резными наличниками хранят семейные секреты, моя жизнь превратилась в бесконечную битву с маменькиным сынком и его властной мамашей. Я, Алевтина, вышла замуж по любви, а попала в роман «Отцы и дети» наоборот — где сынок и мамаша едины, а я лишняя.

Свекровь, Валентина Семёновна, в свои 55 выглядит на сорок, а ведёт себя на шестнадцать. Её покойный муж был директором местного завода, и она привыкла к барской жизни. Замуж вышла сразу после университета и пальцем о палец не ударила — жила, как царица. Их сын, мой ненаглядный Артём, стал её личным проектом. Она его холила, лелеяла и даже шнурки завязывала до двадцати пяти лет. Прозрела я, увы, слишком поздно.

Когда мы с Артёмом расписались, я думала: «Ну всё, теперь будем жить-поживать». Он вроде и работяга — инженер на заводе, и вроде не пьёт… Но когда мы переехали в их трёхэтажный дом (подарок от покойного папы), Валентина Семёновна тут же нарисовала для меня должностные инструкции: «Левочка, Артёмушка любит пельмени, сделай ему с вечера», «Левочка, погладь ему рубашку, ему завтра на совещание». Я робко напоминала: «Валентина Семёновна, я тоже работаю — в школе, знаете ли, дети не сами себя учат». Но она лишь цокала языком: «Жена — это не просто красивое слово, это обязанности».

А мой Артём? Он свято верил, что холодильник наполняется сам, а носки сами прыгают в корзину для белья. «Мам всегда справлялась», — говорил он с детской наивностью. А Валентина Семёновна поддакивала: «Небось, у тебя кастрюли в руках горят, Левочка? У нас в роду все женщины хозяюшками были».

Когда я забеременела, надеялась на послабление. Но не тут-то! «Я до самых родов огород копала, — заявила свекровь. — А ты что, венецианская неженка?» Артём, вместо того чтобы вступиться, бубнил: «Мам же не просто так говорит…»

Всё рухнуло в один вечер, когда Валентина Семёновна заявила, что мой борщ похож на помои, а Артём промолчал. Я собрала вещи и поехала к подруге Наташке. «Ты либо муж, либо маменькин сынок!» — крикнула я ему в спину. Свекровь фыркнула: «Сколько их уже уходило — все возвращались». А Артём выдал шедевр: «Лёль, ну как мама одна будет?»

Подруга, хлопнув стаканчик чая, вынесла вердикт: «Либо съезжаете, либо развод». Я вернулась с ультиматумом. Артём заёрзал, а Валентина Семёновна взвыла: «Ты что, с ума сошла? Это же родовое гнездо!»

Теперь я сижу у окна, глажу пузико и думаю: бороться или бежать? Люблю ли я Артёма — или того парня, каким он мне когда-то казался? Дом, который должен быть крепостью, стал клеткой. Но я не дворняжка на цепи — я Алевтина, и у меня ещё есть зубы.