В тихом городке под Казанью, где старые кирпичные дома помнят всё — и смех, и слёзы, и семейные обеды за большим столом, — я осталась совсем одна. Меня зовут Галина Петровна, и я прожила всю жизнь ради своей дочери, Арины. Но сегодня она оставила меня одну, уйдя с друзьями, будто я для неё просто случайная знакомая.
Арина — моя кровь, моя гордость и вечная тревога. Её отец исчез, когда ей не было и четырёх, и я тянула её, как могла: работала и днём, и ночью, шила ей платья, копила на книги и кружки. Алименты приходили копейками, но я молчала. Лишь бы у неё было всё, лишь бы не чувствовала себя хуже других. Она выросла, окончила университет, устроилась в мэрию. Я радовалась её успехам, но не видела, как сама превращаюсь в тень на обочине её жизни.
Вчера должен был стать особенным днём. Арина обещала приехать, чтобы вместе пойти на праздник в центре города. Я встала с рассветом: испекла ватрушки, надела своё единственное нарядное платье, даже подвела глаза — впервые за годы. «Как дела, дочка?» — спросила я, когда она переступила порог. «Нормально», — буркнула она, даже не взглянув, уткнувшись в телефон. Будто меня и нет.
Мы пошли на праздник, но Арина была далеко. То смеялась в трубку, то переписывалась, а я шла рядом, будто призрак. На площади гуляли толпы: гремела музыка, пахло шашлыком, дети бегали с флажками. Я хотела купить ей красивый платок, но она отмахнулась: «Мама, не надо». И тут подбежали её друзья — весёлые, громкие, живые. «Арин, пошли в «Камелот», там уже все собрались!» — закричали они. Она обернулась ко мне: «Мама, ты ведь домой? Я потом позвоню».
Я окаменела. «Арина, а как же мы? Я думала, проведём время вместе…» — но голос дрогнул. Она закатила глаза: «Мам, ну сколько можно? Тебе же отец деньги переводит, зачем ты в них копаешься? Живи уже для себя!» Эти слова ударили, как нож. Какие деньги? Я каждый рубль в неё вложила! В её учёбу, в её мечты! А теперь она смотрит на меня, будто я ей должна. Я развернулась и пошла, не в силах сдержать слёз.
Дорога домой казалась бесконечной. Я шла мимо смеющихся людей, а сердце разрывалось. Моя дочь предпочла мне кафе с друзьями. Дома я села за стол, где стояли нетронутые ватрушки, и зарыдала. Почему она так жестока? Я отдала ей всю себя, а она не захотела и часа. Её слова о деньгах гвоздями сидели в голове. Неужели она правда думает, что я что-то оставила для себя?
Ночью не спала, вспоминала, как Арина была маленькой, как бежала ко мне с букетом одуванчиков, как мы лепили вареники вместе. Где та девочка? Теперь она взрослая, но её холодность убивает. Утром позвонила — вдруг пожалеет? Но она отрезала: «Мам, некогда, потом». Её голос был пустым, будто я чужая.
Соседка, Валентина Ивановна, принесла чаю. «Галя, забудь, — сказала она. — Молодые, им не понять…» Но слова не грели. Я боюсь, что Арина никогда не вернётся. Не обнимет, не скажет: «Спасибо, мама». Её безразличие — как приговор. Может, я виновата? Слишком любила? Или не научила ценить родных?
Теперь сижу в пустой квартире, глажу старые фотографии. Вся жизнь была для неё. Но она этого не видит. Хочу верить, что одумается… но надежда тает. Моя дочь выбрала свою дорогу, а я осталась у разбитого корыта — с несъеденными ватрушками, с сердцем, полным боли. Этот праздник стал не просто разочарованием. Он показал: даже самая сильная любовь может остаться ненужной. И мне придётся научиться жить с этим.
