На свадьбу меня не позвали, потому что я «чужая», но когда понадобилась жилплощадь — тут я внезапно стала «родной».
Мой сын женат уже почти десять лет. Его избранница, Наталья, пришла в наш дом с прошлым браком и маленькой дочкой, Катей. Я приняла их обеих без лишних вопросов — помогала, чем могла: деньгами, заботой, сидела с Катей, чтобы молодые могли передохнуть, побыть вдвоём. Делала всё, как положено любящей бабушке — и ради сына, и потому что по-другому просто не умела.
С невесткой у нас не было душевной теплоты, но и скандалов не случалось. Она держалась холодновато, но я не лезла, старалась не обострять. Её бывший муж исправно платил алименты, но в жизни дочери участия не принимал. А вот мой сын, хоть и не родной по крови, по сути, растил девочку с малых лет. Возил её в школу, водил к врачу, читал на ночь сказки. Стал для неё настоящим отцом, пусть и без официального титула.
Прошлой осенью случилось то, что до сих пор болит. Катя, которую я считала внучкой, вышла замуж. Казалось бы, праздник… Но нас с сыном даже не позвали. Чётко сказали: «Будут только самые близкие». Вот тут-то я и узнала, что мы, оказывается, — не семья. Не родные. Мы — «посторонние».
Сын промолчал. Я видела, как ему больно. Он не знал, что сказать, как реагировать. Ведь это его руки укачивали Катю, когда она болела, это он водил её на утренники. А на свадьбу пригласили биологического отца — человека, которого она знала разве что по переводам на карту. Он шёл рядом с ней под марш Мендельсона, а мой сын сидел дома, стиснув зубы. Мы оба молчали. Но внутри всё кричало.
Я пыталась забыть. Не получилось.
А вот недавно — звонок. Звонит невестка.
— Зоя Михайловна, тут у нас вопрос. Катя беременна. С мужем сейчас ютимся у нас, тесно. Думали — у вас же есть та однокомнатная. Может, они туда переедут? Всё равно вы её сдаёте — пусть лучше родные поживут, чем чужие.
Сначала я даже не поняла, о чём речь. Квартирка, доставшаяся от покойной сестры, приносила мне скромный, но важный доход — пенсия ведь не резиновая. И вот теперь я внезапно становлюсь «бабушкой», «роднёй», «частью семьи».
А где же это семейство было полгода назад, когда Катю замуж выдавали? Разве тогда я не была бабушкой? Разве мои слёзы ничего не значили?
Один вопрос сверлит мозг: можно ли быть семьёй только тогда, когда это выгодно?
И знаете что — нет. Нельзя.
Я пока не дала ответ. Сказала, что подумаю. Но сердце уже решило. Может, я и старушка вредная, но у меня есть память. И есть гордость. Квартира — не жалко. Жалко, что десять лет заботы, любви и помощи в один миг перечеркнули.
Не знаю, как сын терпит женщину, которая вычеркнула нас из жизни ради глянцевой картинки. Не понимаю, почему он тогда не вступился за меня. Может, думает, что так правильнее. Но я не забыла. И прощать не собираюсь.
Когда удобно — я бабушка. А когда нужно красоваться на свадебных фотках — я посторонняя?
Нет уж. Пусть теперь сами разбираются.
Хочется верить, что когда-нибудь сын поймёт, что натворил. А пока — я просто молчу. И отказываю. И больше не лезу вперёд, когда передо мной хлопают дверью.
Пусть станет уроком. Им — и мне заодно.