**Дневниковая запись: Тень разрыва**
Вся наша родня отвернулась от меня и брата после того, как мы полгода назад приняли тяжёлое решение – перевести отца в пансионат для пожилых в Нижнем Новгороде.
Нас назвали чёрствыми эгоистами, будто мы выбросили родного человека, как надоевшую рухлядь. Но мы знаем – там ему лучше: круглосуточный уход, врачи, безопасность. Однако этот выбор разорвал семью на части, и шрам от этого, кажется, останется навсегда.
Я, Татьяна, и мой брат Дмитрий, уже давно живём отдельно. У него – жена и двое ребятишек, у меня – муж и дочь. Родителям мы всегда помогали, дети каждое лето гостили у них на даче под Нижним. Но годы берут своё, и старики слабели прямо на глазах.
Между отцом и матерью была огромная разница – почти двадцать лет. Отцу, Геннадию, сейчас восемьдесят три. Пока мама была жива, он держался молодцом – бодрый, подтянутый, никто не давал ему его лет. Но четыре года назад мама умерла, и он сломался.
Он стал другим. Перестал следить за собой, забывал пить таблетки, тонул в апатии. А ещё – его характер стал невыносимым. В плохие дни он кричал, чтобы мы уходили, мог захлопнуть дверь перед носом. Один раз мы даже выбивали её – двое суток он не открывал, не брал трубку, соседи его не видели.
Мы с Димой всегда были заодно, делили заботу поровну. Его жена и мой муж тоже поддерживали, как могли. Надеялись, что отец оправится, займётся внуками, огородом, вернётся к жизни. Но с каждым месяцем становилось только хуже.
А потом начались странности. Он говорил о маме так, будто она просто вышла в магазин. Путал времена, называл нас маленькими, хотя мы уже давно выросли. Обратились к врачам – диагноз прозвучал как приговор: старческие изменения. Таблетки могли лишь немного замедлить угасание.
Мы решили, что отец переедет ко мне. Брат обещал помогать деньгами. Но отец наотрез отказался. Однажды так разошёлся, что мы вызвали скорую – чуть не случился инфаркт. Врачи велели не провоцировать, и мы отступили.
Но потом стало ещё хуже. После инсульта он еле двигал правой рукой, начал хромать. А потом стал уходить из дома и теряться. Соседи находили его в соседних дворах – растерянного, не понимающего, где он. Это стало опасно.
Ухаживать за стариком, который в здравом уме – одно дело. Но жить в страхе, что он в любой момент может уйти и не вернуться – совсем другое. Мы с братом начали искать пансионат с постоянным присмотром.
Выбор дался нелегко. Объехали с десяток мест, читали отзывы, разговаривали с персоналом. В итоге остановились на частном доме под Нижним – уютное место, с садом, врачами, бассейном и даже клубом по интересам. Дорого, но для отца ничего не жалко.
Первые недели мы навещали его каждый день. К нашему удивлению, отец будто ожил. Перестал путаться в разговорах, нашёл друзей, с которыми играл в шашки и смотрел советские фильмы. Однажды даже сказал: «Здесь мне хорошо».
Мы выдохнули. Он под присмотром, пьёт лекарства, не рискует заблудиться. Всё, что мы хотели – его безопасность. Но семья этого не поняла.
Родня обрушилась на нас с проклятиями. Решили, что мы сдали отца в какую-то камеру пыток. Особенно бушевала тётя Люда, его младшая сестра. Её слова резали, как нож: «Предали родную кровь! Выкинули, как ненужный хлам!» Её злорадство подхватили остальные, и скоро мы стали для всех изгоями.
Мы пытались объяснять – показывали фотографии, рассказывали, как там хорошо. Но никто не слушал. Тётя Люда орала, что отец страдает, что мы лишили его воли. В конце концов, мы махнули рукой. Пусть думают, что хотят.
Главное – отец в безопасности. Он улыбается, играет в шашки, а не бродит в одиночестве по холодным улицам. Его покой – вот что важно.
Но каждый раз, когда я его навещаю, сердце сжимается. Мы спасли отца, но потеряли семью. И этот разрыв, кажется, уже не залатать.
**Вывод:** Иногда единственный правильный выбор – самый тяжёлый. И даже если ты знаешь, что поступил верно, это не значит, что будет легче.
