Меня зовут Лариса, и я всегда была невидимой в собственной семье. Хотя младших детей обычно балуют, мне не досталось ни капли материнской любви. Всё внимание доставалось старшей сестре, Ирине — маминой любимице. Новые платья, куклы, даже последний кусок пирога — всё было её. Мне же перепадали потрёпанные вещи сестры, хотя мы совсем разного телосложения. «Ирина — красавица, а ты всё равно уродина», — бросала мать, и эти слова впивались в сердце, как ржавые гвозди.
В восемнадцать я выскочила замуж за Николая — не от любви, а чтобы сбежать. Он был старше, но относился ко мне так бережно, словно я хрустальная ваза. Впервые в жизни я почувствовала себя желанной. Через три года родилась Анюта. Мы жили, как в сказке: Николай носил нас на руках, баловал, защищал от всего. Но сказка длилась лишь восемь лет — его сердце остановилось внезапно, будто кто-то выключил свет в самой тёплой комнате. Врачи лишь развели руками. Я осталась одна с дочкой.
От Николая остались небольшие сбережения, да я подрабатывала в парикмахерской в Нижнем Новгороде. Жили скромно, но не голодали. Анюте я старалась дать всё, чего сама была лишена в детстве: любовь, ласку, чувство безопасности. Но прошлое настигло меня, как стая голодных ворон.
Годами я избегала родни — муж оберегал меня от их ядовитых слов. Но после его смерти они явились, как незваные гости на поминки. Ирина к тому времени успела родить троих от разных мужчин и ютилась с матерью в развалюхе на окраине. Новый ухажер сестры терпеть не мог тёщу, и они решили, что мой дом — их спасение. Пришли с требованием отдать им жильё. «Тебе с одной девочкой столько места не надо», — прошипела Ирина. Я выгнала их, но на следующий день мать стояла на пороге, жалобно клянча приют. Не смогла отказать — всё-таки кровь.
Она жила у меня, как тень: целыми днями пялилась в телевизор, почти не разговаривая. А потом начала пропадать еда, вещи Ани, даже мои серёжки. Сначала думала, что мне кажется, пока не застала её с авоськой, набитой колбасой и конфетами. «У Иры дети голодают, а вы тут шикуете!» — огрызнулась она. Всё понятно: даже сейчас её внуки для неё важнее моей дочери.
Я взорвалась. Выложила ей всё: про унижения, про то, как она всегда выбирала Ирину. Заперла холодильник на ключ и сказала: «Живи на свою пенсию, если можешь». И добавила: тронет хотя бы носок Анюты — вышвырну на улицу, хоть ты и мать. Может, это жестоко, но терпеть больше нет сил.
Мне больно. Всю жизнь я пыталась заслужить её любовь, а она снова и снова тянется к Ирине. Даже теперь, когда я одна тащу на себе ребёнка и работу, для неё я — пустое место. Мой дом — моя крепость, и я не отдам его никому. Пусть мать идёт своей дорогой. Я больше не тень.
