Отцовское сердце — не бухгалтерская книга, не калькулятор выгоды. Я просто помог сыну, которому было тяжелее всего.
И пусть теперь он меня ненавидит — я всё равно останусь его отцом.
Мне уже за шестьдесят, и, возможно, это прозвучит неожиданно, но я убеждён: отцовское сердце чувствует так же остро, как материнское. Просто мы, мужчины, реже об этом говорим. Чаще молчим, зажимая боль в кулак. Но сегодня я напишу. Чтобы хоть кто-то узнал — я не предатель, не подлец, не сеятель раздора. Я просто отец. И поступил так, как велела мне совесть.
У меня два сына. Воспитывал их с любовью и справедливостью — по крайней мере, мне так казалось. Старший, Геннадий, рос тихим, задумчивым, послушным. Закрытый, но добрый. Младший, Артём, с пелёнок был ураганом: вечно в центре внимания, в движении, с огнём во взгляде и упрямством, которое не брали ни уговоры, ни логика. Они были разными. Но оба — моими.
Годы шли. Мальчики выросли, окончили вузы, женились. Артём ринулся в бизнес. Сперва было трудно, потом пошло в гору. Открыл фирму, затем ещё одну, втянул в дело жену. Денег у них было вдосталь: дорогие машины, три квартиры — две уже записаны на дочек, отпуска только за границей, рестораны, бренды, вечеринки. Гордиться было чем — да, Артём преуспел. У него железная хватка.
Геннадий остался в родном Нижнем Новгороде, работает в мэрии. Его жена — учительница. Доходы скромные, квартира в хрущёвке, мебель — ещё с наших с матерью молодых лет. Они не бедствуют, нет. Но если сравнивать — будто живут в другом мире. Всё по списку, по акциям, без излишеств. Жена у него — характер непростой. Вечно ворчит, подначивает Гену меряться с братом, шепчет, что они заслуживают большего, что им «должны помочь». Твердит, будто я, как отец, обязан делить поровну. Но разве можно поделить судьбу?
Сердце болело. Я видел, как один купается в достатке, а другой считает копейки до зарплаты. Не мог смотреть спокойно, как сын, в чьих глазах угасает огонёк, превращается в человека без веры. Жена давила, он молчал — но я-то чувствовал. Чувствовал, что он сдаётся.
И я решился. Был у меня старый участок под Сочи, доставшийся от деда. Земля у моря, хорошая, но заброшенная. Продал. Дорого. Никому не сказал. И все деньги отдал Гене. Без расписок, без условий. Просто протянул — от души. Пусть сделают ремонт, купят машину, оденут сына, съездят хоть раз отдохнуть, как люди.
Но я не учёл сплетен. Видимо, жена Геннадия не удержалась, похвасталась. Или выложила фото в соцсети. Через неделю раздался звонок. Голос Артёма я не узнал. Он кричал. Обвинял. Говорил, что я унизил его, что всегда любил Гену больше, что сделал из брата нахлебника. Выкрикнул: «Забудь, что у тебя есть младший сын! Я для тебя больше не существую!» — и бросил трубку. Я не успел сказать, как горжусь им. Как люблю. Как больно это слышать.
Прошло четыре месяца. Он не отвечает. Ни на звонки, ни на письма. Я шлю ему короткие сообщения: «Люблю тебя», «Прости меня, сынок», «Ты мне дорог». Тишина. И знаете что? Я не жалею. Да, мне тяжело. Да, сердце ноет. Но я поступил так, как велела совесть. Ведь если не я помогу сыну, который вот-вот сломается, то кто?
Глупо ждать, что тебя поймут. Даже родные. Иногда добро ранит. Иногда справедливость — это не делёж поровну, а помощь тому, кому хуже. Возможно, я потерял сына. Но я не могу перестать быть отцом. Я не сожалею. Лишь молюсь, чтобы Артём когда-нибудь понял: я не выбирал между ними. Я просто выбрал любовь.
