Всё пошло прахом! Дети отказались от семьи и продолжения рода!
Здравствуйте, меня зовут Владимир, и я хочу поведать вам свою историю — горькую, пропитанную болью и тоской. Это рассказ о том, как мои собственные дети, моя отрада, вдруг отвернулись от всего, что я считал главным в жизни. Началось это недавно, но для меня эти дни тянутся, будто вечность, наполненная мучительными вопросами без ответов.
Когда-то я был молодым отцом, полным светлых надежд. Мы с покойной супругой жили в тихом городке под Тверью. Растили двоих — сына Дмитрия и дочь Светлану. Я трудился на заводе, она вела хозяйство, и мы мечтали о том дне, когда наши дети обзаведутся семьями, порадуют нас внуками. Я часто представлял, как буду сидеть во дворе, качать внука на коленях, слушать его смех. Эти мысли согревали моё сердце долгие годы.
Дмитрий и Светлана были разными, но любил я их одинаково. Сын — крепкий парень, упрямый, но добрый, всегда готовый заступиться за слабого. В школе он был душой компании, а затем уехал учиться в Питер, в институт. Я гордился им — верил, что он станет опорой семьи, продолжит наш род. Светлана же была тихой, задумчивой девочкой. Любила книги, писала стихи, и я был уверен, что со временем она станет такой же заботливой матерью, как её мама. Мы с женой отдавали им всё — любовь, силы, последние копейки, лишь бы они выросли счастливыми.
Но годы шли, а мои мечты начали рассыпаться. Дмитрий окончил учёбу, устроился в Москве — работал в какой-то конторе, начальником. Звонил, рассказывал о делах, но ни разу не обмолвился о девушках или семье. Я спрашивал: «Дима, когда же свадьба?» Он отшучивался: «Батенька, не заводи, мне это ни к чему». Я думал — молод ещё, поживёт, встретит ту единственную.
Светлана тоже уехала — в Нижний Новгород, училась в консерватории. Я радовался её успехам, но со временем её звонки стали реже, а голос — отстранённее. Она говорила о концертах, друзьях, но ни слова о любви или детях. Я осторожно спрашивал: «Света, может, пора о своём гнёздышке подумать?» Она лишь отмахивалась: «Папа, не моё это».
День, когда рухнули все надежды
Всё изменилось в тот роковой вечер. Я позвал их обоих в Тверь, на юбилей. Хотел собраться, как раньше, за общим столом. Они приехали — Дмитрий с усталым взглядом, Светлана с каменным лицом. Ели, пили чай, вспоминали былое. А потом я не выдержал: «Дети, скажите честно — когда же внуков ждать?»
Сначала повисла тишина — такая тяжёлая, что слышно было, как бьётся моё сердце. Дмитрий отодвинул стул и выдохнул: «Батенька, прости, но жениться я не собираюсь. И детей не хочу». Я онемел, будто громом оглушило. А Светлана тихо добавила: «Я тоже, папа. Мне это неинтересно».
Мир перевернулся. Я смотрел на них — на своих детей, которых растил, которых любил больше жизни — и не узнавал. Дмитрий начал рассуждать о свободе, о том, что семья — это цепи, а дети — обуза. «Зачем мне это, отец? Хочу жить для себя, ездить по миру, строить карьеру. Жизнь и так сложна», — бросил он, словно нож в сердце. Светлана поддержала: «А я не хочу быть матерью. У меня музыка, мои стихи — они мои дети. Зачем мне что-то ещё?»
Я пытался спорить: «Но семья — это счастье, это продолжение рода! Как же без детей? Кто подаст стакан воды в старости?» Они только пожали плечами. Дмитрий хмыкнул: «Не переживай, отец, найму сиделку», а Светлана добавила: «А я умру с пером в руках».
Слёзы отца и холод детей
Я не сдержался — расплакался прямо за столом. Не злился — просто болело сердце. Всю жизнь я вкалывал, чтобы дать им всё, мечтал о внуках, а теперь они смотрят на меня, как на назойливого старика. Дмитрий похлопал меня по плечу: «Отец, не переживай, это наш выбор». Светлана обняла, но в её объятиях не было тепла.
С той поры я живу с этой болью. Они уехали — Дмитрий в свою Москву, Светлана в свой Нижний, а я остался в нашем доме. Сижу с фотографиями их детства и думаю: где ошибся? Может, слишком баловал? Или не объяснил, как важна семья? Или просто время теперь другое — чёрствое, где брак и дети стали чем-то ненужным?
Иногда звонят — коротко, сухо, будто по обязанности. Дмитрий хвастает новой должностью, Светлана — очередной публикацией. А я молчу, потому что боюсь снова спросить и услышать тот же ледяной ответ. Друзья говорят: «Володя, смирись, у них своя дорога». Но как смириться, если всё, во что я верил, рассыпалось в прах?
Что же мне делать?
По ночам я ворочаюсь и вижу пустоту — нет детского смеха, нет следов маленьких ботинок у порога, нет надежды. Мои дети выбрали одиночество, а я остался наедине с их решением. Дмитрий как-то сказал, что семья — это тюрьма, а Светлана написала, что дети убивают творчество. И я не знаю, как с этим жить.
Раньше я верил — просто не встретили свою половинку, что время всё исправит. Но теперь понимаю: это их осознанный выбор, твёрдый, как гранит. Они не хотят ни женитьбы, ни детей, а я, старик, бессилен что-то изменить. Душа рвётся от боли, но они этого не слышат.
Я всё ещё люблю их — Дмитрия с его упрямством, Светлану с её стихами. Но их выбор разбил мои мечты вдребезги. Может, я сам виноват — не сумел показать, как прекрасна семья? Или мир изменился, а я остался в прошлом? Скажите, как принять их путь, если он так чужд мне?»
