Всё разлетелось в прах! Мой сын и дочь отказались от семьи и детей!
Друзья, зовут меня Михаил, и хочу поведать вам свою историю — тяжёлую, пропитанную болью и горечью. Это рассказ о том, как мои дети, моя отрада, вдруг отвернулись от всего, что я считал главным в жизни. Началось всё, казалось, недавно, но для меня эти дни растянулись в бесконечность, полную тревог и вопросов без ответов.
Когда-то я был молодым отцом, полным веры в будущее. Мы с супругой, пусть земля ей будет пухом, жили в тихом городке под Воронежем. Растили двоих — сына Дмитрия и дочь Алевтину. Я трудился на заводе, она вела хозяйство, и мы мечтали, что когда-нибудь наши родные кровиночки обзаведутся семьями, подарят нам внучат. Я представлял, как буду коротать вечера на крыльце, качая люльку, слушая смех малышей. Эти мысли согревали меня годами.
Дмитрий и Алевтина росли совершенно разными, но любил я их обоих всей душой. Димка был парнем с норовом — упрямым, но отходчивым, всегда готовым подставить плечо. В школе он был первым заводилой, а потом укатил в Питер, в университет. Я гордился им — думал, вот он, продолжатель нашего рода. Алевтина же была тихой, погружённой в себя девушкой. Она обожала книги и музыку, и я был уверен, что однажды она станет такой же заботливой матерью, как её покойная мать. Мы с женой вложили в них душу — отдали все силы, последние копейки, лишь бы дать им путёвку в жизнь.
Но годы шли, а мои надежды стали рушиться. Дмитрий окончил учёбу, устроился в какой-то конторе в столице — менеджером. Звонил, рассказывал о делах, но ни разу не обмолвился о девушках или мыслях о семье. Я спрашивал: «Сынок, когда же на свадьбу позовёшь?» Он отшучивался: «Батенька, не заводи, мне это неинтересно». Я утешал, мол, молод ещё, гуляет, не встретил свою судьбу.
Алевтина тоже уехала — в Нижний Новгород, поступила в консерваторию. Я восхищался её талантом, но с каждым годом её звонки становились реже, а голос звучал отстранённо. Она рассказывала о концертах, друзьях, но ни единого слова о любви или детях. Я осторожно намекал: «Алёнушка, а может, пора о семье задуматься?» Она лишь отмахивалась: «Папа, оставь, это не для меня».
**День, когда рухнуло всё**
Всё перевернулось в один чёртов вечер. Я позвал их обоих домой, в Воронеж, на юбилей. Хотел собрать семью за одним столом, как в былые времена. Они приехали — Дмитрий с потухшим взглядом, Алевтина с какой-то замкнутостью. Ели, пили чай, вспоминали детство. И тогда я прямо спросил: «Ну что, детки, признавайтесь, когда дедушкой стану?»
Тишина повисла такая, что слышно было, как часы бьют. Димка откинулся на стуле и выпалил: «Батя, прости, но жениться я не собираюсь. И детей не хочу». Я онемел, будто громом пришибленный. А потом Алевтина тихо, но чётко добавила: «Я тоже, папа. Это не моё».
Мир перевернулся. Я смотрел на них — на родных кровиночек, которых растил, учил жить, — и не узнавал. Дмитрий пустился в рассуждения о свободе, о том, что семья — это цепи, а дети — обуза. «Зачем они мне, батя? Хочу жить для себя, колесить по свету, карьеру строить. Жизнь и так тяжела», — бросил он, словно нож в сердце. Алевтина поддержала: «А я не хочу быть матерью. У меня музыка, мои ноты — вот мои дети. Зачем мне что-то ещё?»
Я пытался втолковать: «Но семья — это счастье, это продолжение нашего рода! Как же без детей? Кто вас в старости подержит?» Они лишь пожали плечами. Димка хмыкнул: «Не парься, батя, я на сиделку накоплю», а Алёна добавила: «А я доживу свои дни за роялем».
**Слёзы отца и холод детей**
Не сдержался — расплакался прямо за столом. Не от злости, а от отчаяния. Всю жизнь вкалывал, мечтал увидеть их счастливыми в своих семьях, а теперь они смотрят на меня, будто на чужака. Дмитрий хлопнул по плечу: «Ты же не умрёшь без внуков, батя». Алевтина обняла, но в её объятиях не было тепла.
С тех пор живу с этой раной. Они уехали — Димка в Москву, Алёна в Нижний, а я остался один в родном доме. Сижу по вечерам, листаю их детские фото и думаю: где же я ошибся? Может, слишком баловал? Или не смог объяснить, что семья — это главное? А может, мир просто стал другим, и я в нём — чужой?
Изредка звонят — коротко, без души. Дмитрий хвастается новой должностью, Алевтина — гастролями. А я молчу, потому что боюсь снова услышать их ледяные слова. Приятели говорят: «Михайлыч, отпусти, у них своя дорога». Но как отпустить, если всё, во что я верил, разбилось вдребезги?
**Что же мне делать?**
По ночам лежу, уставившись в потолок, и вижу пустоту — нет ни детского смеха, ни топота маленьких ножек, ни веры в завтра. Мои дети выбрали одиночество, а я остался с их выбором один на один. Дмитрий однажды сказал, что семья — это конец свободе, а Алевтина написала, что дети убили бы её музыку. И я не знаю, как с этим жить.
Когда-то я думал, что они просто не встретили свою половинку, что время всё исправит. Но теперь ясно — это не случайность, а осознанный выбор. Они не хотят ни жениться, ни рожать, и я, старик, бессилен это изменить. Душа рвётся на части, но они этого не слышат.
Люблю ли я их? Конечно. Дмитрия с его упрямством, Алевтину с её мечтами. Но их решение раздавило мои надежды, и я не знаю, как с этим жить. Может, это я виноват? Или просто отстал от времени? Скажите, как мне принять их путь, если он так чужд моей душе?»
