Сестра будто чужая: хочет отнять всё наследство, словно я для неё пустое место.
Эта история оставила во мне лишь горечь и обиду.
Здравствуйте, друзья.
Мне тяжело начать этот рассказ, ведь последние месяцы принесли столько боли, сколько не было за всю жизнь. Решился написать — значит, чаша переполнилась. Хоть немного выскажусь, может, полегчает.
Я почти тридцать лет живу в России — уехал из родной деревни в Болгарии, едва стукнуло двадцать. Сначала мыкался на стройках, потом выбился в люди, открыл своё дело, поднялся с колен. Женился, вырастил сына, построил дом — думал, тут будет покой да уют. Вроде бы всё наладилось. Но после смерти отца всё перевернулось.
Мама умерла два года назад, и её уход пробил брешь в семье. Особенно во мне. Она всегда мирила, сглаживала острые углы, не давала ругаться. Теперь её нет — и началось то, чего я не ждал.
Моя родная сестра, Анастасия, которая уже лет двадцать живёт в Италии, вдруг решила, что ей положено всё родительское добро. Да-да, именно всё. Хотя за эти двадцать лет она приезжала лишь на Рождество да изредка летом, и то — на пару недель. А я один был рядом со стариками. Водил их по больницам, ухаживал, латал крышу, копался в огороде.
Но как только отец закрыл глаза, Настя стала другой. Будто её подменили. Голос стал ледяным, в нём слышались нотки презрения, словно я ей вовсе не брат. Она заявила, что надо «разделить» имущество. Не поговорить, не договориться — а поделить. Будто это не родной дом, где мы выросли, а базарный товар.
Я попытался втолковать: «Ты же знаешь, я не жадный. Но разве несправедливо, если мне достанется дом, за которым я столько лет смотрел? Где жили родители, где теперь мой сын растёт?» А она в ответ — как ножом: «Ты всё себе прибрал, а я тоже имею право». И знаете что? У неё уже юрист наготове.
Но хуже всего — она уверена, что я подделал документы. Что я, её родная кровь, стал настолько жадным, что решил оставить её ни с чем. До сих пор не могу в это поверить. Да, отец оставил завещание на меня. Но разве это не его право? Разве он не видел, кто рядом, а кто давно живёт своей жизнью за границей?
И ладно бы она в нужде была! Но у Насти в Италии двухэтажный дом, дети, муж при деньгах. А я… Да, у меня своё дело, но всё уходило на родителей, на их лечение, на дом, который теперь хочет отнять человек, вычеркнувший нас из своей жизни двадцать лет назад.
Самое горькое — она говорит, что дело не в деньгах. Что это «вопрос принципа». Какого, интересно? Принципа разрушить семью? Принципа урвать то, что тебе не принадлежит?
Вспоминаю, как мы были детьми. Делили последнюю булку, прятались в сарае, строили шалаши. Я любил её, гордился, когда она уехала учиться, когда вышла замуж. А теперь — будто передо мной чужой. Даже враг.
Не жду жалости. Не прошу поддержки. Просто хочу, чтобы кто-то понял: боль от предательства родного человека — она особенная. Режет тихо, не даёт спать по ночам, заставляет думать — а был ли смысл в этих годах заботы? В бесконечных больницах, в ночах у постели отца?
Пока не знаю, как быть. Судиться? Доказывать, что я не жулик, а сын, который не бросил родителей? Или махнуть рукой и отдать ей всё — пусть подавится?
Знаю одно: держусь не за вещи. Держусь за память. За справедливость. За то, что по праву должно остаться тем, кто не сбежал, не отвернулся, не забыл.
Верю, что разум победит. Что сестра опомнится. Вспомнит, как отец называл нас «двумя крыльями одной птицы». Поймёт — деньги могут купить многое, но не семью. Не уважение. И уж тем более не любовь.
А пока я живу в тени этого проклятого спора. И каждый вечер прошу маму, если она смотрит на нас с небес, не плакать слишком сильно из-за того, во что мы превратились.
