Свекровь играла нами, как фигурами на шахматной доске: то приласкает, то выставит за порог. Но больше мы не вернёмся под её крышу. Никогда.
Когда я стала женой Артёма, даже в страшном сне не могла представить, что главным испытанием окажется не бедность, не быт и не наши размолвки. Нет. Настоящим смутьянкой в нашем доме стала… его мать. Женщина, которая, казалось бы, должна была быть опорой, бабушкой для будущих внуков и просто близким человеком. Вместо этого она стала причиной двух переездов, слёз, упрёков и твёрдой клятвы: больше никогда не пересекать порог её дома.
Мы с Артёмом с юности были самостоятельны. Я после училища жила в общаге, потом снимала угол, а позже и целую комнату. Он после службы тоже обустроился сам. Конечно, своего жилья у нас не было, но мы справлялись: платили за аренду, даже копили на своё гнёздышко.
Когда умер свёкор, мать Артёма — Нина Фёдоровна — словно лишилась разума. Бесконечные слёзы, жалобы, отчаяние. Мы сочувствовали — потеря тяжёлая. Тогда она впервые позвала нас пожить к ней.
— Так одиноко, детки… Стены давят. Дом пустой. А вы сэкономите, быстрее накопите. Мешать не будем. И уж точно ныть не стану — честное слово.
Мы с опаской согласились. Жить втроём — не сахар, да и неудобно: далеко до работы, вещей много, новую мебель купили. Всё это перевезли к ней, устроились, потеснились.
Первые два месяца терпели. Нина даже оживилась, шутила, пекла блины, улыбалась. Я поверила, что всё успокоилось. Она сама предложила остаться до покупки жилья.
Но на третий месяц начался кошмар.
— Кто поставил чашку сюда? Я так не люблю! — вдруг заявила она.
— Поздно приходите, я спать ложилась! Топает, как слон!
— Это вы ко мне напросились, а не я вас звала!
Хватило. Через месяц нас «попросили». Собрали вещи и уехали. Без криков. Просто с горечью. Возвращаться не собирались.
Но история повторилась. Через полгода Нина слегла — больные суставы. Мы навещали её, помогали. После больницы она опять заныла: не может ни варить, ни убирать. Одна, беспомощная, брошенная. Муж стал часто к ней ездить, а она всё нашептывала: «Переезжайте снова, будет уют, порядок, тепло».
Я сопротивлялась изо всех сил. Но Артём уговорил:
— Поклялась, что всё иначе будет. Тогда нервы, стресс… Теперь по-другому.
Снова коробки, переезд, неустроенность. Второй заход.
Хватило её на четыре месяца. Всё началось снова. Сначала — «не так пол подметаешь», потом — «не ту кастрюлю берешь», а в конце — «вы мне мешаете, убирайтесь». Опять. Как цепного пса спустила. Я даже не спорила — стояла, словно в столбняке. В глазах мужа — злость, в душе у меня — пустота. Снова уехали.
На этот раз — насовсем. Я не разговаривала с Ниной почти год. Муж общался — сухо, по делу.
А потом он случайно проболтался, что я жду ребёнка.
Не прошло и дня, как Нина зазвонила:
— Приезжайте ко мне! Кровиночка моя! Помогу, соскучилась, всё будет по-другому…
Мы уже решили: берём ипотеку. Первый взнос есть. Съёмная квартира — не конец света. Но третий круг ада с ней — это выше моих сил.
— Тёма, — сказала я мужу, — я не стану с ребёнком плясать под её дудку. У неё нет ни меры, ни границ. Не смогу снова через это пройти.
Он кивнул. Впервые не стал спорить. Потому что понял — точка.
Пусть Нина живёт, как хочет. Рыдает, падает в обмороки, звонит родне и жалуется, что её бросили. Мы выбрали покой, безопасность и уважение. А ребёнок пусть растёт в доме, где его не выгонят среди ночи, как ненужную вещь.
Больше — ни шагу в её дом. Хоть на коленях ползи…
