**Дневник. Запись от 12 июня.**
Утром Людмила Петровна позвонила дочери прямо в офис. Голос её звучал сдавленным, будто сквозь слёзы:
— Таня… мне нехорошо, на улице стало дурно…
— Мама, ты где? Сейчас отпрошусь! Папе звонила?
— Он с друзьями ушёл на охоту. Телефон вне зоны. Я возле твоего дома… но сил идти нет.
Через четверть часа Таня уже вела мать под руку к подъезду. Сердце сжималось — у Людмилы Петровны последние месяцы сердце пошаливало, и каждый такой звонок был как нож в грудь. На этаже она вставила ключ в замок и… замерла.
Из спальни доносились тихие, но отчётливые звуки. Она рванула туду, распахнула дверь — и увидела, как её муж Артём, этот «талантливый фотограф», торопливо вылезает из-под одеяла, а за ним спешно одевается незнакомая девушка.
— Ты?! — голос Тани предательски дрогнул. — Как ты мог? Говорил, что ночью снимаешь закаты! А маму называл истеричкой!
— Да что ты паникуешь? — заныл Артём, прикрываясь подушкой. — Я же творческая личность! Вдохновение, порыв…
— Порыв?! — Таня закричала. — Собирай вещи и вали к своей мамаше! Или в свою проклятую студию, там и снимай свои «шедевры»!
Между тёщей и зятем давно шла тихая война. Людмила Петровна считала его пустозвоном и позёром, прикрывающимся модными словами. Яркие румы, борода «под хипстера», кожаные штаны и бесконечные разговоры о «креативном взгляде» — всё это бесило её.
— Когда ты, Артёмка, нормальную работу найдёшь? — ворчала она. — Твои фото раз в год кто-то покупает. А кто семью кормить будет?
— Людмила Петровна, — тянул он, — вы просто не понимаете современного искусства. Таня счастлива со мной. Я — гений. А вы… просто скучная старуха.
Ещё при первой встрече он умудрился её унизить. Приготовив жаркое и пирог с вишней, она услышала:
— Я такое не ем. Мясо — убийство. А ваш стол давит на мою энергетику.
Но через неделю Людмила Петровна застала его у шашлычной, с аппетитом уплетающего двойную порцию. Тогда и появились первые сомнения: что ещё он врёт?
Таня отмахивалась:
— Мам, может, это не он был?
— Кого ещё спутаешь с павлином в розовой куртке?
Дальше — шумные вечеринки в квартире, доставшейся Тане от бабушки, визиты полуголых «моделей», жалобы соседей. Однажды, узнав о новом скандале, Людмила Петровна приехала без предупреждения. И, открыв дверь своим ключом, увидела гостей: девушки с вином, парни с гитарой, Артём в центре с бокалом.
— Это что за безобразие?! — вскрикнула она. — Немедленно все по домам!
— Мы отмечаем старт фотовыставки! — заявил Артём. — Здесь мечтает побывать вся Москва!
— Пусть мечтает издалека! — рявкнула тёща. — Ты — бери тряпку и убирай этот бардак!
Казалось, его тактика — отшутиться, переждать. Он даже позвал её на свою выставку. Но стоило ей отойти к стене, как услышала шёпот:
— Когда встретимся? — хихикала юная девушка.
— Как Таня уйдёт на смену — напишу.
— Фото тебе отправила… Скучаю. Брось жену!
— Посмотрим… — лениво ответил Артём.
Людмила Петровна вышла из тени. Он даже не испугался:
— Пожалуешься дочке? Ну и что? Она тебе не поверит. Для неё ты вечно недовольная. А я — идеал. Так что молчи, старуха.
Но она не молчала. Хотя Таня тогда отмахнулась («не лезь в мою семью»), Людмила Петровна начала действовать. Подруга из соседнего подъезда согласилась следить. И вот — звонок вечером:
— Он привёл какую-то. С чемоданом. Свет погас — значит, остаётся.
Сердце колотилось. Таня была на ночной смене. Людмила Петровна накинула пальто, вышла, набрала номер дочери и тихо сказала:
— Таня, мне плохо. Сердце… Я возле твоего дома…
Таня примчалась. Они поднялись. Открыли дверь. И дальше — всё произошло, как должно было. Крики, слёзы, сбор вещей. Девушку выставили. Артём, запинаясь, пытался оправдаться, но Таня не слушала.
Утром замки поменяли, документы на развод подали через неделю. Лишь через месяц Таня спросила:
— Мама… а тебе тогда правда плохо было?
Людмила Петровна посмотрела ей в глаза. Вздохнула.
— Конечно, правда. Разве я знала, кого он приведёт?
Таня кивнула и обняла мать впервые за долгие годы.
Людмила Петровна промолчала. Не время было говорить, что ради дочери она готова на всё. Даже на маленькую, но такую нужную ложь.
**Вывод:** Иногда материнская хитрость — единственный способ открыть глаза тем, кто не хочет видеть правду.
