**Забытый перрон**
На забытом перроне, где давно не останавливались поезда, сидел мужчина с потрёпанным чемоданом. Его звали Игорь Петрович, и даже он сам не понимал, что привело его сюда. В руках он сжимал поношенную ушанку, а в глазах читалась покорность, будто он подчинился незримому зову, что гудел в груди, словно отголосок давно умолкшего гудка.
Скамьи, покрытые трещинами, напоминали морщинистые ладони старика, видевшие слишком много. Часы над платформой застыли на 16:47, будто время замерло, не желая двигаться дальше. Стены станции, облупившиеся и исписанные потускневшими надписями, шептались с ветром, а обрывки старых афиш трепетали, как забытые страницы дневника. Эта станция в предгорьях Урала казалась покинутой не только людьми, но и самой судьбой. И всё же в тёплом июльском воздухе витал запах раскалённых рельс, пыли и чего-то ускользающе знакомого — может, юности, оставленной здесь, как утерянный билет.
Игорь снял шапку, провёл рукой по поредевшим волосам, чувствуя под пальцами седину, и уставился вдаль. Рельсы, словно шрамы на теле земли, тянулись к горизонту, исчезая в мареве знойного заката. Они не исчезли за годы, лишь поржавели, но по-прежнему манили туда, где уже не было пути. Он не ждал поезда. Не ждал никого. Он пришёл сюда, потому что когда-то дал себе слово: «Когда вопросы кончатся — вернусь». Теперь их не осталось — лишь глухая, горькая тоска, как эхо ушедшего поезда.
Когда-то здесь он встретил Лидию. Она приезжала на лето к тётке в соседнюю деревню, и их знакомство началось со спора за последнюю бутылку кваса в киоске у перрона. Её смех, звонкий, как утренний колокол, и веснушки, рассыпанные по носу, перевернули его жизнь, как внезапный порыв ветра в открытую форточку. Они сидели на этой самой скамье, мечтали: домик у реки, путешествия на старых поездах, жизнь, которую, казалось, можно было вылепить, как глину. Но Лидия уехала — сначала в Москву, потом за границу. Письма стали реже, звонки короче, пока не смолкли совсем, словно их мечты, выцветшие, как афиши на стенах. Игорь остался — один, как последний пассажир на перроне, где расписание стёрто временем.
Он работал на местном заводе, в цехах, пропитанных машинным маслом и потом, где воздух был таким густым, будто его можно резать ножом. Потом завод закрыли, просто повесили замок на ворота, и он покрылся ржавчиной. Игорь брался за любую подработку — разгружал коробки на складе, сторожил школу, чинил старую мебель в мастерской у друга. Посёлок угасал, как свеча, оставленная на сквозняке. Знакомые уезжали, оставляя лишь пожелтевшие фотографии в альбомах. А он ждал. Ждал чего-то, сам не зная чего, как путник на остановке без расписания.
Дождь начался внезапно. Крупные, тёплые капли застучали по перрону, по его чемодану, по потрёпанному билету в кармане куртки. Игорь не шелохнулся. Дождь был словно голос памяти: всё уходит, всё меняется, а ты стоишь, цепляясь за прошлое, как за последнюю нитку.
Из-за угла станции появилась женщина. В тёмном плаще, без зонта, она шла медленно, будто колеблясь.
— Простите, — сказала она, остановившись в двух шагах, — поезда ещё ходят?
Игорь усмехнулся, и в этой усмешке смешалась горечь с какой-то неожиданной нежностью.
— Здесь давно нет поездов, — ответил он. — Станция забыта. Никто не ждёт.
Она взглянула на него долгим взглядом, в котором читались усталость и что-то ещё — что-то знакомое, как отражение в луже.
— А вы?
— Я? — Игорь запнулся. — Я просто… вспоминаю.
Они молчали. Дождь стучал по крыше, по чемодану, по их общей неуверенности.
— Можно с вами? — тихо спросила она.
Он кивнул. Женщина присела рядом, и её присутствие словно разогнало холод. Они сидели, не спрашивая имён, не пытаясь нарушить тишину.
В какой-то момент Игорь почувствовал, будто тяжёлый узел в груди начал развязываться — медленно, осторожно, как будто кто-то старался не порвать нити. Может, он зря ждал Лидию. Может, не важно, кого ждёшь, если сам не готов сделать шаг навстречу.
Когда дождь утих, женщина поднялась.
— Мне пора, — сказала она.
— Куда?
Она улыбнулась — впервые, легко, будто сбросила груз.
— Туда, где меня ждут.
И, чуть помолчав, добавила:
— Иногда мы сами — свои главные пассажиры.
Она ушла по рельсам, её силуэт таял в закатном свете.
Игорь остался на скамье, ощущая, как тишина меняется — больше не давит, а светлеет, будто стены станции впервые вздохнули свободно. Его плечи, годами ссутуленные под грузом воспоминаний, распрямились, как крылья, о которых он давно забыл.
Он поднял чемодан — он внезапно стал легче, будто с дождём смыло все старые ожидания. Станция отпустила его, не держась за его прошлое. Сделал шаг вперёд, ощущая под ногами влажные доски, и вдруг понял: где-то впереди есть другая станция — не для прошлого, не для ожиданий, а для жизни, настоящей, где каждый шаг освобождает от старых цепей.
