*Запись в дневнике. 15 июня.*

Дядя Борис бросил холодно:
— Дед завещал тебе только старую лодку.

Но, осматривая её, Иван наткнулся на документы, скрывавшие тайну — участок на берегу Волги.

Я стоял в своей квартире в Нижнем Новгороде, когда телефонный звонок нарушил тишину.

— Иван, приезжай. Дед Степан вчера умер, — голос дяди Бориса звучал сухо, будто сообщал о сломанном заборе.

Рука сжала телефон. Дед был единственным, кто не читал нотаций, не требовал ничего взамен.

Через день я уже стоял на кладбище в приволжской деревне. Народу — немного: Борис с женой Галиной, пара соседей да пожилая женщина в платке, Матрёна Семёновна.

— Она последние годы за дедом ухаживала, — шепнула соседка.

После поминок дядя отвел меня на веранду дедова дома.

— Слушай, племяш, завещание простое. Дом — мне, как старшему. Тебе — его лодка «Удача». Гнилая, конечно, но дед любил на ней рыбачить.

Галина фыркнула:
— Дрова одни, а не лодка.

— Спасибо, — пробормотал я.

— Бери, только за место у пристани плати — пятьсот рублей в месяц.

Утром я пошёл к реке. «Удача» покачивалась у берега — потрёпанная, с облупившейся краской. Вдруг за спиной раздался голос:

— Крепкая ещё, а?

Обернулся — седой мужчина в залатанной телогрейке.

— Егор Кузьмич. Соболезную. Дед Степан — друг был. Часто про тебя говорил.

Я спустился в лодку. Дождь заморосил. Попытался закрыть носовой люк — заело. Рванул сильнее — и внутри обнаружил свёрток в клеёнке.

Свидетельство на землю. Двадцать соток на волжском берегу. Дед купил её в 98-м.

Егор Кузьмич присвистнул:
— Вот оно что! Значит, тебе доверил.

— Дядя Борис знал?

— Знавал. Да только смеялся: «Зачем тебе эта пустошь?»

К берегу подошла Матрёна Семёновна. Увидев документы, ахнула:
— Так вот о чём Степан бормотал перед смертью: «Ваня поймёт».

Вечером я показал бумаги дяде. Его лицо стало багровым.

— Подделка! Дед в маразме был!

На следующий день ко мне подошёл мужчина в дорогом пальто.

— Михаил Сергеевич. Слышал, у вас участок свободный? Пять миллионов наличными.

Деньги — немалые. Но, поговорив с Матрёной, я понял: дед купил эту землю не для продажи.

Дядя подал в суд — «оспариваю права». Четыре месяца тяжб. Свидетели Бориса твердили, будто дед «не в себе» был. Но Егор да Матрёна доказали: ум — ясный.

Суд — за мной.

Борис шипел: «Не конец ещё!»

Но через год я поставил там баньку. Егор приплывал, рассказывал о деде. Матрёна грядки копала.

А однажды, сидя у костра, я осознал: дед оставил не землю — место, где память жива.

«Удача» у причала качалась. Готовая к новым дорогам.

*Вывод: настоящее наследство — не то, что можно продать, а то, что делает нас частью чего-то большего.*