Дневник.
Когда моей двоюродной сестре Ольге впервые показали новорожденную дочь, она разрыдалась. Акушерка в роддоме маленького городка под Нижним Новгородом подумала, что это слёзы счастья, и Ольга, вытирая глаза, кивнула: «Конечно, от радости!» Но позже, в тишине палаты, она призналась мужу Дмитрию шёпотом:
— Первое, что я заметила — её огромные уши. Подумала, как же ей будет нелегко с этим… и заплакала.
Дмитрий рассмеялся, но в душе согласился: дочери не повезло. Она унаследовала это от прадеда, Ивана Смирнова, уважаемого в городе человека, но с ушами, над которыми всегда подшучивали. «Ваня, с такими локаторами тебе бы в космос!» — дразнили его друзья. Когда маленький Дима впервые увидел мультфильм про Чебурашку, он радостно воскликнул:
— Дедуля, ты как Чебурашка, такой же милый!
Так за Иваном Петровичем закрепилось прозвище Чубастик. Уши у него действительно были выдающиеся, но, что удивительно, ни одному из его трёх сыновей, девяти внуков и четырёх правнуков они не передались. И вот — Ольга родила девочку, первую в роду, и именно ей достался этот «подарок». Свекровь пыталась успокоить невестку:
— Не беда, сейчас хирурги делают чудеса, исправим!
Девочку назвали Светланой. У нас в семье уже было несколько Свет — в честь бабушки, которую все любили. Чтобы не путать, их звали по-разному: Света, Светик, Светка. Эту малышку стали звать Светиком.
Светик росла сообразительной и бойкой. Заговорила рано — чётко, без детского лепета. Ей было три, когда мы встретились с Ольгой на улице в центре города. На прощание я сказала:
— Светик, пока!
Она посмотрела на меня своими большими глазами и серьёзно ответила:
— До свидания, тётя Марина.
В садике один мальчик, увидев её, закричал:
— Мам, смотри, слонёнок!
Светик, не смутившись, поправила:
— Я не слонёнок, я — Чубастик!
Она произносила это слово с «б», потому что дома всегда слышала именно так. Вскоре все в садике, а потом и в школе, куда перешла их группа, звали её Маленькой Чубастицей — в память о прадеде.
Ольга пыталась прятать уши дочки длинными волосами, но Светик упрямо просила косички или хвостик. На робкие мамины слова: «Но ушки же будут видны», она отвечала с гордостью:
— И пусть! Это моя фишка!
Ольга только удивлялась: откуда в ребёнке такая уверенность? А дядя Сергей, глядя на неё, говорил:
— Эта девчушка ещё заставит нас всех ею гордиться!
Когда взрослые поправляли детей, объясняя, что правильно — «Чебурашка», Светик дерзко парировала:
— Вас не смущает, что меня зовут Чубастиком, а волнует только мой выговор?
В девять лет жизнь Светика перешла в новый виток: отец ушёл из семьи. Дмитрий сделал это грязно — со скандалами, дележкой имущества и угрозами. Он забрал все накопления, включая деньги на операцию дочери:
— Мне начинать новую жизнь, мне важнее!
Он вычеркнул из своей жизни не только Ольгу, но и дочь. Ольга рыдала сутками, пыталась вернуть хоть часть денег, но Дмитрий только злорадствовал:
— У меня квартира, стабильный доход. А у тебя? Зарплата библиотекаря и съёмная комната? Суд отдаст мне Светку.
Светик, обнимая маму, твердила:
— Мам, обойдёмся без его денег! Пусть уходит!
Ольга, сдерживая слёзы, шептала:
— Дочка, хрящи ещё мягкие, операция прошла бы легко. А потом что?
Однажды вечером в квартире родителей Ольги, куда они переехали, раздался звонок. Это был Иван Петрович. Светик отказалась выходить, и Ольга даже рассердилась. Но прадед остановил её:
— Я сам поговорю с ней.
О чём они говорили, Ольга так и не узнала, но беседа затянулась. Уходя, Иван Петрович протянул ей конверт:
— Тут карта. Хватит и на операцию, и на жизнь. Пин внутри, потом сменишь. Я буду переводить деньги каждый месяц вместо алиментов. Прости, что мой внук оказался сволочью. — Он вдруг усмехнулся: — Я им ещё покажу, каким бы стал злой Чубастик!
Когда Ольга предложила дочери операцию, та наотрез отказалась:
— Не хочу ничего менять! Я похожа на прадеда, и это моя гордость. Пусть любят меня за характер, а не за внешность!
Прошли годы. Светику исполнилось 23. Вопреки страхам матери, поклонников у неё всегда хватало. Год назад появился Кирилл — тот самый, единственный, кто затмил всех.
Родня Дмитрия — а семья у него была большая — полностью вычеркнула Светика из своей жизни. Даже бабушка, мать Дмитрия, ни разу не позвонила внучке. Единственным, кто поддерживал связь, был прадед. Как и обещал, он переводил деньги на карту и звал на праздники. Она не приходила, предпочитая поздравлять по телефону, а позже они встречались в городе — сначала в кафе, позже в ресторанах.
Иван Петрович не дожил до своего 90-летия всего месяц. Похороны прошли с различью — он был человеком известным. Через несколько дней нотариус собрал семью для оглашения завещания. Никто не знал о его существовании, и появление Светика в конторе всех шокировало.
Завещание потрясло всех. Каждому из детей, внуков и правнуков Иван Петрович оставил по 500 тысяч рублей — «на ботинки», как он выразился. Всё остальное — дома, квартиры, акции — досталось Светику. Родня онемела. Один из двоюродных братьев не выдержал:
— Да он рехнулся! Будем оспаривать!
Нотариус спокойно ответил:
— Иван Петрович прошёл обследование. Все документы в порядке. А вам, Светлана Дмитриевна, письмо.
Светик взяла конверт, поблагодарила и вышла, не глядя на родственников. На площади она присела у фонтана и развернула письмо.
«Моя дорогая Чубастица, — писал прадед, — ты единственная, кто похож на меня не только ушами, но и нравом. Я помню наш уговор…»
Письмо заняло три страницы. Светик читала, сдерживая слёзы. Последние строки гласили:
«Чубастица, освобож**Она улыбнулась, поправила волосы и прошептала:** *»А я и не собиралась их менять, дедуля, теперь они — твоё наследство и моя гордость»*.