Крылья Чубурашки: история наследства и силы духа
Когда моей двоюродной сестре Анфисе впервые показали новорожденную дочь, она заплакала. Акушерка в роддоме маленького уральского городка решила, что это слёзы радости, и Анфиса, кивая сквозь слёзы, подтвердила: «Да, конечно, от счастья!» Но позже, в тишине палаты, она прошептала мужу Владимиру:
— Первое, что я заметила — её огромные уши. Подумала, как же ей с ними жить… и не сдержалась.
Владимир посмеялся, но в душе согласился: девочке не повезло. Она унаследовала эту особенность от прадеда, Кирилла Максимовича, человека уважаемого в их краях, но с ушами, о которых ходили шутки. «Кирилл, да тебе бы с такими крыльями в небо взлететь!» — подтрунивали над ним приятели. Когда маленький Вова впервые увидел мультфильм про Чебурашку, он радостно воскликнул:
— Дедуля, ты вылился Чубурашка, такой же милый!
Так за Кириллом Максимовичем закрепилось прозвище Чубурашка. Уши у него действительно были выдающиеся, но ни одному из его пяти сыновей, тринадцати внуков и семи правнуков они не передались. И вот — Анфиса родила девочку, первую в роду, и именно ей достались эти «крылья». Свекровь попыталась утешить невестку:
— Ничего страшного, сейчас хирурги творят чудеса, сделаем операцию!
Девочку назвали Любой. В их семье уже были несколько Людмил — в память о бабушке, которую все любили. Чтобы не путать, их звали по-разному: Люба, Любочка, Любушка. Эту малышку прозвали Любанькой.
Любанька росла смышленой и бойкой. Она рано начала говорить — без детского лепета, чисто и ясно. Ей было три года, когда я встретила их с Анфисой в центре города. Прощаясь, я сказала:
— Любанька, пока-пока!
Она посмотрела на меня большими глазами и серьёзно ответила:
— До свидания, тётя Даша.
В садике один мальчишка, увидев её, закричал:
— Мам, смотри, Чебурашка!
Люба, ничуть не смутившись, поправила:
— Я не Чебурашка, я — Чубурашка!
Она говорила это с твёрдой «б», как привыкла слышать дома. Вскоре весь сад, а потом и школа, куда перешли друзья, звали её Маленькой Чубурашкой — в честь прадеда.
Анфиса пыталась прятать уши дочки под длинными волосами, но Люба требовала косички. На робкие слова матери: «Но ушки же будут видны», она гордо отвечала:
— И пусть! Это моя изюминка!
Анфиса только диву давалась: откуда в ребёнке такая уверенность? А дядя Семён, глядя на неё, говорил:
— Эта девочка ещё заставит нас всех ею гордиться!
Когда взрослые поправляли детей, объясняя, что правильно говорить «Чебурашка», Люба смело парировала:
— Вас смущает, что меня зовут Чубурашкой, а не то, как я говорю?
В девять лет жизнь Любаньки перевернулась: отец ушёл из семьи. Владимир ушёл скандально, с дележкой имущества и угрозами. Он забрал все сбережения, включая деньги на отопластику для дочери:
— Мне нужно начинать новую жизнь, мне важнее!
Владимир вычеркнул из жизни не только Анфису, но и дочь. Анфиса рыдала без конца, пыталась вернуть хоть часть денег, но Владимир пригрозил:
— У меня есть квартира и доход. А у тебя? Зарплата библиотекаря и съёмная комната? Суд отдаст ребёнка мне.
Любанька, обнимая мать, твердила:
— Мама, без его денег проживём! Пусть уходит!
Анфиса, сдерживая слёзы, шептала:
— Доченька, у тебя ушки ещё мягкие, операция прошла бы легко. А потом что?
Однажды вечером в их дом раздался звонок. Это был Кирилл Максимович. Люба отказалась выходить, и Анфиса даже рассердилась. Но прадед остановил её:
— Я сам с ней поговорю. Без тебя.
О чём они говорили, Анфиса так и не узнала, но разговор был долгим. Уходя, Кирилл Максимович вручил ей конверт:
— Здесь карта. Хватит на операцию и на жизнь. Пин-код внутри, потом сменишь. Буду переводить деньги вместо алиментов. Прости за моего внука — оказался негодяем. — Он вдруг усмехнулся: — Я им ещё покажу, каков Чубурашка в гневе!
Когда Анфиса предложила дочке операцию, та упрямо отказалась:
— Не хочу ничего менять! Я похожа на прадеда, и это моя гордость. Пусть любят меня за душу, а не за лицо!
Прошли годы. Любаньке исполнилось 23. Вопреки страхам матери, ухажёров у неё всегда хватало. Год назад появился Егор — тот самый, единственный, кто всех затмил.
Родня Владимира — а её было немало — вычеркнула Любу из своей жизни. Даже бабушка ни разу не позвонила внучке. Единственным, кто оставался рядом, был прадед. Как и обещал, он переводил деньги и звал на праздники. Люба не приходила, предпочитая поздравлять по телефону, а потом они встречались в городе — сначала за мороженым, потом в ресторанах.
Кирилл Максимович не дожил до 90-летия всего месяц. Похороны были пышными — он был уважаемым человеком. Через несколько дней нотариус собрал семью для оглашения завещания. Никто не знал о его существовании, и появление Любы в конторе всех шокировало.
Завещание потрясло всех. Каждому из детей, внуков и правнуков Кирилл Максимович оставил по 250 тысяч рублей — «на пропитание», как он написал. Всё остальное — дома, квартиры, акции — досталось Любе. Родня онемела. Один из двоюродных дядей взорвался:
— Да он рехнулся! Оспаривать будем!
Нотариус спокойно ответил:
— Кирилл Максимович прошёл обследование. Все документы в порядке. А для вас, Любовь Владимировна, есть письмо.
Люба взяла конверт, поблагодарила и вышла, не глядя на злобные взгляды. На центральной площади она села у фонтана и развернула письмо.
«Моя дорогая Чубурашка, — писал прадед, — ты одна унаследовала не только мои уши, но и мой характер. Я помнил наш уговор и сдержал слово…»
Письмо было длинным. Люба читала, смахивая слёзы. Последние строки гласили:
«Чубурашка, я освобождаЛюба подняла глаза к небу, улыбнулась и прошептала: «Спасибо, дедушка, но я и так счастлива».
