Синие письма из прошлого
Когда Дмитрий нашел письмо в почтовом ящике, он сразу понял — это не счет за квартиру, не уведомление из налоговой и уж точно не листовка о скидках. Конверт был плотный, матово-синий, с потрепанными уголками и запахом времени — старым, как пыль в бабушкином комоде. Бумага напоминала страницы из потрепанного томика, забытого на антресолях. На обороте — всего две буквы: «Л.Г.». Почерк был тонким, словно нарисованным пером, чуть наклоненным вправо, будто человек писал не спеша, обдумывая каждое слово.
Он не стал вскрывать его сразу. Поднялся в квартиру, положил конверт на подоконник, сел, потом встал. Молча поставил чайник, вымыл кружку до блеска, вытер полотенцем, которое пахло детством. Мысли путались, но среди них выделялась одна: «Кто сейчас пишет письма?» Особенно ему. Особенно вот так.
Когда он развернул лист, сложенный вдвое, воздух в комнате словно загустел. Бумага была тонкой, чуть желтоватой, пахла чернилами и чем-то неуловимым, как запах чужого, но знакомого сна. Текст был коротким. Но в этих строчках было больше, чем в сотне разговоров:
«Дмитрий. Мне приснилась та платформа. Ты стоял с рюкзаком, я — с билетом. Я тогда не уехала. Просто не смогла. Но ты уже ушел. Всё осталось. Всё — синим. Если ты читаешь это, значит, меня уже нет. А письма — мои остались. В доме у старого моста. Они — твои. Л.Г.»
Он прочитал раз, потом еще. Сидел. Потом ходил по комнате, словно по замкнутому кругу. Внутри дрожало что-то — не страх, а возвращение боли, давно забытой, как забывают мелодию из детства. Это была Лиза. Его Лиза. Та, что слушала старые пластинки на полной громкости и цитировала Пастернака, будто слова были щитом от мира. Та, чья прядь вечно падала на глаза. Он помнил её — до последней детали.
Пятнадцать лет назад они проводили вместе каждое лето. Лиза жила в маленьком доме на краю деревни Ореховка, у старого моста через речку. У неё был пес — огромный лохмач по кличке Барсик, который вечно лежал у её ног, словно страж. Летом они катались на лодке, пили чай с медом из потертого термоса и говорили о пустяках, которые казались важнее всего. Она слушала его, даже когда он молчал. А он влюблялся в каждое её молчание.
Он помнил тот день на вокзале в Воронеже. Было уже холодно, листья прилипали к асфальту, Лиза стояла в старом синем пальто. Он сказал: «Ты уезжаешь», и она кивнула. Губы дрогнули, но слов не было. Он развернулся и ушёл. И всё, что осталось внутри, стало синим. Теперь он знал, как это называется.
Дом стоял всё там же. Только чуть покосился, окна закрыты темными шторами, на ступеньках проросла трава, на перилах — облупившаяся краска. Но калитка открылась, как раньше. Ключ — под кирпичом у сирени. Это было как удар — будто кто-то все эти годы ждал его возвращения. Внутри пахло сушёной мятой, старыми страницами и… чем-то её. Воздух словно помнил, кто здесь был.
На стене — карта с булавками. К каждой — записка. «Ты был здесь». Или дата. Или просто — «Я ждала». В шкафу, под выцветшим пледом, он нашёл коробку. В ней — десятки писем. Все — на синей бумаге. Синими чернилами. С синими уголками. Будто их писали в сумерках, в ожидании, в надежде, что однажды их прочтут.
Он сел на пол. Начал читать. И ком в горле рос. Письма были ей. Её голос звучал в каждой строке. «Дмитрий. Сегодня вспоминала, как ты смеялся.» — «Дмитрий, ты снова пришел во сне. Я проснулась в слезах.» — «Дмитрий, я злюсь на тебя за то, что ты ушел первым. Но всё равно люблю.» Одно письмо было разорвано и склеено. Внизу — «Прости».
Он остался в доме на ночь. Зажег свечу, слушал, как скрипят половицы. Наутро вышел на крыльцо с коробкой в руках. Смотрел на реку. Она была тиха, как письмо, пришедшее слишком поздно. Он не знал, зачем Лиза хранила их. Может — знала, что он вернётся. Он вернулся.
Через день он увёз письма с собой в Санкт-Петербург. Держал коробку на коленях в электричке, боясь уронить. Вечером заварил чай, разложил письма по столу. Купил альбом — синий, под кожу, как те, что дарили на выпускной. Вложил письма в файлы. Одно за другим. Подписал: «Л.Г. — 2003–2008».
А потом, спустя долгие годы, впервые написал стихотворение. От руки. Синими чернилами. Строки вышли четкими, без лишних слов. В них не было «любви» и «судьбы». Но было всё. Без прикрас. Просто правда.
Он вложил лист в конверт. Написал адрес, которого больше не существовало. Отправил. Просто так. Чтобы закончить. Или начать заново.
Иногда письма приходят слишком поздно. Но иногда — именно тогда, когда нужно. Даже если читать уже некому.
