В тот день, когда Игорь нашёл письмо в почтовом ящике, он сразу понял — это не квитанция за квартиру и не спам. Конверт был синим, чуть потрёпанным на краях, с лёгким запахом времени, как будто его достали из бабушкиного сундука. На обороте — всего две буквы: «М.К.» Почерк был аккуратным, с едва заметным наклоном, будто его выводила рука, которая знала цену каждому слову.

Он не стал открывать сразу. Поднялся в квартиру, положил конверт на стол, потом передумал и переложил на подоконник. Сварил кофе, вымыл кружку до блеска, вытер её старым кухонным полотенцем. В голове крутилась одна мысль: «Кто сейчас вообще пишет письма?» Тем более — ему.

Когда он развернул листок, сложенный вдвое, воздух в комнате словно застыл. Бумага была тонкой, чуть пожелтевшей, пахла чернилами и чем-то неуловимо знакомым — как будто детством, которое он давно забыл. Текст был коротким, но в этих строчках заключалось больше, чем в сотне разговоров:

*«Игорь. Мне приснился тот день на вокзале. Ты стоял с чемоданом, я — с билетом. Я тогда так и не уехала. Просто не смогла. Но ты уже ушёл. Всё это осталось. Всё стало синим. Если ты читаешь это, значит, меня больше нет. А письма — мои остались. В доме у старого моста. Они твои. М.К.»*

Он прочитал раз, потом ещё, потом просто сидел, стиснув листок в руках. Потом начал ходить по комнате, словно ища ответ в стенах. В груди щемило — не от страха, а от неожиданной боли, которую он давно закопал, как забывают детские игрушки после переезда. Это была Марина. Его Марина. Та, что всегда слушала музыку слишком громко, читала стихи вслух, будто прячась за ними. Та, у которой прядь волос вечно падала на глаза. Он помнил её — каждую черточку.

Пятнадцать лет назад они проводили вместе каждое лето. Марина жила в маленьком домике на краю деревни Берёзовка, у самого моста. У неё был огромный пёс по кличке Барс, который обожал дремать у её ног, как верный часовой. Летом они катались на велосипедах, пили мятный чай из термоса и говорили о всякой ерунде, которая почему-то казалась важнее всего на свете. Она понимала его даже без слов. А он влюблялся в каждое её молчание.

Он помнил тот день на вокзале в Калуге. Было уже прохладно, листья падали под ноги, Марина стояла в старом коричневом пальто. Он сказал: «Ты уезжаешь», и она кивнула. Губы дрогнули, но она ничего не ответила. Он развернулся и ушёл. И всё внутри замерло, стало синим. Теперь он знал, как это называется.

Дом стоял на том же месте. Только чуть покосился, окна затянуты плотными шторами, на крыльце пророс мох, краска облезла. Но калитка открылась легко. Ключ — под кирпичом у сирени. И это было как удар — будто всё это время кто-то ждал его. Внутри пахло сушёной мятой, пыльными книгами и… чем-то её. Воздух словно помнил его.

На стене висела карта с булавками. К каждой — записка. «Ты был здесь». Или «Я ждала». В шкафу, за старым пледом, он нашёл коробку. В ней — десятки писем. Все — на синей бумаге. Синими чернилами. С синей окантовкой. Как будто их писали в сумерках, в надежде, что однажды их прочитают.

Он сел на пол. Начал читать. Ком в горле рос. Письма были ей. Её голос звучал в каждой строке. *«Игорь. Сегодня вспоминала, как ты смеёшься.»* — *«Игорь, ты снова пришёл во сне. Я проснулась в слезах.»* — *«Игорь, я злюсь, что ты ушёл первым. Но всё равно люблю.»* Одно письмо было разорвано и склеено. Внизу — «Прости».

Он остался в доме на ночь. Зажёг свечу, слушал, как скрипят половицы. Утром вышел на крыльцо с коробкой в руках. Смотрел на реку. Она была тиха, как письмо, которое пришло слишком поздно. Он не знал, зачем Марина хранила их. Может, верила, что он вернётся. Он вернулся.

Через день он забрал письма с собой в Санкт-Петербург. Держал коробку на коленях в электричке, боясь уронить. Вечером заварил чай, разложил письма на столе. Купил альбом — синий, тканевый, как старые школьные дневники. Вставил письма в прозрачные файлы. Одно за другим. Подписал: «М.К. — 2003–2008».

А потом, спустя годы, впервые написал стихотворение. От руки. Синими чернилами. Там не было слов «любовь» или «судьба». Была только правда.

Он вложил листок в конверт. Написал адрес, которого больше не существовало. Отправил. Просто так. Чтобы поставить точку.

Иногда письма приходят слишком поздно. Но иногда — именно тогда, когда нужно. Даже если читать их уже некому.