**Запись из дневника**
Каково это — в 37 лет узнать, что тебя удочерили?
В тихом городке под Ростовом, где улицы помнят шёпот прошлого, моя жизнь вдруг рассыпалась, будто песок сквозь пальцы. Меня зовут Алевтина, я жена Кирилла, у нас растёт сын Глеб. Мы живём с мамой — Ниной Семёновной. До недавнего времени всё казалось твёрдым: крепкая семья, скромный достаток, уют. Но за несколько месяцев правда ударила так, что теперь я стою над обрывом, не зная, как собрать разбитое.
Моя жизнь текла спокойно, как Дон в тихую погоду. Кирилл, мастер на заводе, всегда был опорой, Глеб радовал учебой, а мама — моя поддержка. Денег хватало на самое необходимое, но главное — в доме были тепло и доверие. Так я думала. Но судьба уже заносила нож, и я даже не догадывалась.
Всё началось три месяца назад, когда Кирилл стал пропадать на работе. Раньше он возвращался с первыми звёздами, а теперь — за полночь, с потухшим взглядом. «Переработки, Аля, кредит же висит», — бормотал он, но я чувствовала: что-то не так. Его слова звучали ненатурально, а в груди клубился страх. Неужели измена? Я гнала эти мысли, но они возвращались, как назойливые мухи.
Потом пришла беда от Глеба. Мой отличник, гордость класса, после каникул будто подменили. Учителя жаловались: грубит, забывает тетради, а потом и вовсе стал прогуливать. Я не понимала, что случилось с моим мальчиком. Но худшее ждало впереди.
Однажды позвонила классная: Глеб разбил окно в спортзале. «Алевтина Олеговна, нужно срочно оплатить — дети мёрзнут!» Сумма была огромной. Я пыталась говорить с сыном, но он клялся: «Мама, это не я! Витёк мячом кинул, а мне влетело!» Глаза его блестели от слёз, но директор стоял на своём: виноват Глеб.
Я ходила в школу, умоляла разобраться, но всё тщетно. Пришлось отдать последние деньги. Дома я смотрела на пустой кошелёк и чувствовала, будто земля уходит из-под ног. Почему сын врёт? Или говорят правду? Я не знала, кому верить, и это рвало душу на части.
Но главный удар ждал дома. В субботу я убиралась, чтобы отвлечься. В маминой комнате заметило её шкатулку — старую, резную, которую она всегда прятала. Сегодня забыла. Любопытство, как игла, кольнуло, и я открыла. Лучше бы не трогала.
Там лежали письма, фото и… свидетельство об удочерении. Моё имя — Алевтина Олеговна — стояло в графе «удочерённая». Мир поплыл, сердце застучало, как молот. Я опустилась на стул, не веря глазам. Меня удочерили? Нина Семёновна, которую я звала мамой, скрывала это всю жизнь?
Я сидела, как во сне, пока не услышала скрип двери. Мама вошла. Без слов протянула ей бумагу. Её лицо побелело, глаза наполнились слезами. «Прости, Аля…» — прошептала она. Я ждала, что закричу, но внутри была лишь пустота. Она плакала, а я чувствовала, как моя жизнь рушится, будто карточный домик.
Мы поговорили. Оказалось, меня взяли в полгода — своих детей у них не было. «Боялись, что правда тебя ранит», — говорила мама. Но её слова не снимали боль. Почему молчали? Почему я узнала это случайно, в 37 лет, когда и так еле держусь?
Теперь я никому не верю. Кирилл врёт о работе, Глеб — о школе, а мама… Мама обманывала меня всю жизнь. Чувствую себя преданной теми, кого любила. Они будто играют в игру, где я лишняя. Смотрю в зеркало и вижу чужую — уставшую, растерянную.
Надо держаться. Успокоить маму — она плачет каждую ночь. Разобраться с Глебом: врёт ли он? Поговорить с Кириллом, но страшно услышать правду. А главное — понять, как жить дальше, зная, что я не та, кем считала себя. Эта правда подкосила меня, и теперь я чувствую себя потерянной девочкой.
Что ждёт впереди? Уйдёт ли Кирилл? Признается ли Глеб? А вдруг в шкатулке есть ещё тайны? Боюсь завтрашнего дня. Как снова доверять, если кругом ложь? Моя жизнь, казавшаяся прочной, оказалась хрупкой, как лёд на луже. И я не знаю, как склеить её обратно.
**Вывод:** Правда, даже горькая, рано или поздно выходит наружу. Но когда она рушит весь твой мир, главное — не сломаться и найти силы жить дальше. Хотя порой кажется, что проще просто исчезнуть.
