Свекровь с ядом на языке и медовой улыбкой: как я разглядела врага в родном доме
Меня зовут Алевтина, и три года назад я вышла замуж за человека, в котором видела своё счастье. Но, как выяснилось, замужество — это не только союз с мужем, но и битва с его роднёй. Особенно с матерью. И вот тут начался настоящий ад, о котором не пишут в свадебных гимнах.
Лидия Степановна — моя свекровь. Женщина, чья улыбка не гаснет даже когда она произносит самые гадкие слова. Ни криков, ни хлопанья дверьми, ни истерик. Зато каждое её словечко — будто отточенная игла, вонзаемая с изяществом, с лёгкостью, с манерами светской дамы.
— Алечка, я же не слепая. Видно же, что транжира из тебя — хоть отбавляй. Платье на свадьбу — индивидуальный пошив, да? Конечно, мой сынок за всё заплатил. Так что подаренные вам деньги я лучше уберу. Тебе доверять — как последней мошеннице, — произнесла она однажды, наливая мне чай с таким видом, будто делится тёплыми пожеланиями.
Сначала я старалась сблизиться. Звонила, приглашала в гости, мыла её полы, готовила любимые блюда. Думала: стесняется, просто не привыкла. Ошиблась. Её ледяная вежливость — тактика. Её гостеприимство — оружие. Её ласковый голос — маска.
Моя мать, Галина Игоревна, совсем другая. Громкая, резкая, может вспылить, но никогда не промолчит. Когда я жаловалась на свекровь, мама только хмыкала:
— Да радуйся! Моя так орала, что соседи вызывали милицию. А твоя хоть тихоня!
Но однажды Лидия Степановна заявила, что переедет к нам.
— Буду помогать, — говорила она сладким голосом. — А то ты так одна… скучно же.
Я вежливо, но твёрдо отказалась. И тут увидела её истинное лицо.
— Пожалеешь, девочка, — прошептала она с той же сахарной улыбкой. — Ты даже не понимаешь, с кем связалась.
Когда Вадим вернулся из командировки, он не посмотрел мне в глаза.
— Мама сказала, ты её оскорбила. Выгнала. А она всего лишь хотела…
— Ты серьёзно?! Она хотела командовать мной, жить у нас, контролировать каждый шаг! А теперь делает из меня чудовище?
Он молчал. Сомневался. Смотрел в стену. Тогда мама дала совет:
— Дочка, купи диктофон. Мир не без хитрюг, и ты не будь простушкой.
Я послушалась. И когда в следующий раз Вадим уехал, свекровь снова нагрянула.
— Ну что, сколько ещё с него сдерёшь? Отдавай всё. Мне младшему сыну квартиру покупать. А ты тут королевой сидишь. Если не отдашь — устрою такое, что сам чемодан тебе соберёт.
И всё это — шёпотом, с улыбкой. Как будто варенье предлагает, а не шантажирует.
Я молчала. И записывала.
Когда Вадим вернулся, опять — слёзы, обвинения, упрёки. Я не спорила. Просто включила запись.
Он слушал. Лицо его холодело. Потом поднял на меня глаза и глухо произнёс:
— Я не знал… Прости.
С тех пор с Лидией Степановной мы не видимся. Ни на праздники, ни на дни рождения. Вадим сам не звонит. Она разрушила всё сама. Пусть теперь живёт среди своих зеркал и ядовитых шёпотов.
А моя мама как-то пришла к своей свекрови — моей бабке, старой и едкой, обняла её и сказала:
— Люблю тебя, ворчунья ты моя! Спасибо, что всегда режешь правду-матку. Пусть и больно, зато без подлости.
— Не притворяйся, Галя, — буркнула бабка. — Но внучку ты вырастила боевую. Ставить свекровей на место — это наша кровь. Не подкачала.
Я улыбнулась и поняла — лучше крик, чем ядовитый шёпот. Потому что с открытым врагом ты хоть знаешь, как защищаться. А с улыбающейся гадюкой — только плёнка спасёт.
