Когда-то мне казалось, что мы с Димой — словно герои из доброй сказки. Любовь, взаимопонимание, уютная квартира в Екатеринбурге, стабильная работа в банке — всё, как я и мечтала. Но сказка кончилась в тот самый день, когда в нашу жизнь ворвалась его мать. Сначала — в соседнюю квартиру, а потом — прямо в наше счастье.

Квартиру Дима купил еще до свадьбы — двушку в ипотеку. Когда мы познакомились, я переехала к нему. Оба работали, вместе платили за ремонт, гасили кредит. Через полгода расписались. Жили душа в душу, без лишних глаз.

Но всё пошло наперекосяк. После смерти деда его мать, Галина Степановна, решила перебраться из села в город. Продала дом, корову и с саркастической настойчивостью купила жильё именно в нашем доме — этажом выше. Я и не догадывалась, что это начало моего личного кошмара.

Сначала она заходила «на пять минут» — попить чайку. Потом стала приходить без звонка, изучать содержимое холодильника, считать, сколько раз в месяц мы стираем шторы и кто готовит ужин. А вскоре начались упрёки.

— Три пары джинсов? Да ты совсем деньги считать не умеешь! В мои годы одну пару по пять лет носили! — ворча́ла она, копаясь в моём шкафу.

— Два плаща, три пары туфель… Ты, что, на светские рауты собралась? — доносилось из прихожей едва ли не каждый день.

А я просто хотела выглядеть прилично. Красилась сама, волосы завивала дома. Да, покупала одежду — но на распродажах, с кэшбэком. Никакого гламура, просто опрятность. Но Галина Степановна решила, что я транжирю Димины деньги. И, конечно, тут же доложила ему.

Сначала он отшучивался. Потом начал спрашивать:

— А зачем тебе новые колготки, если старые ещё целы? А сколько стоила эта блузка?

Стало невыносимо. Муж начал проверять чеки, и всё потому, что мать, не зная границ, твердила ему, будто я пускаю семейные сбережения на ветер. Но на этом её козни не закончились.

Однажды, когда Дима уехал в Челябинск по работе, мне стало плохо — давление, тошнота, адская головная боль. Я отпросилась, вызвала такси, приехала домой и рухнула на диван. Через час в дверь забарабанили. Я не стала открывать — в таком состоянии не хотелось никого видеть, а уж тем более Галину Степановну с её вечными придирками.

А вечером узнала, что она позвонила Диме и с фальшивой дрожью в голосе сообщила:
— Представляешь, пришла проведать Алёнку, а она не открывает! А ещё перед этим приехала на такси с каким-то мужиком в кожаной куртке. Наверное, у неё есть кто-то…

Когда Дима набрал меня с ледяным тоном и потребовал объяснений, я еле сдержала слёзы. Какого чёрта? Как у взрослой женщины хватает наглости сочинять такие небылицы? Только потому, что я не впустила её, когда мне было плохо?!

Теперь я живу как под прицелом. Она как тень — везде, всегда. Считает, во что я одеваюсь, подсматривает, куда выхожу, сколько трачу. Это не забота. Это настоящая война.

Я боюсь представить, что она выдумает в следующий раз. Может, скажет, что я бью мужа? Или краду из его кошелька? Она на всё готова, лишь бы разлучить нас.

И самое страшное — Дима меняется. Всё чаще смотрит на меня с недоверием, молчит, когда я прошу его образумить мать. А если он однажды поверит ей, а не мне?

Неужели для некоторых матерей счастье сына — это его вечное одиночество, подозрительность и жизнь без семьи? Неужели у неё нет других дел, кроме как ломать мою жизнь?

А ведь я всего лишь хотела быть счастливой…